О снах и о смерти

С самого начала я чувствовал, что Башня — это в некотором роде место созревания, материнское лоно или материнская фигура, в которой я мог стать тем, кем я был, кто я есть и кем буду…

В Боллингене я живу подлинной жизнью, глубочайшим образом становлюсь собой…

Временами мне кажется, будто я распределен по ландшафту и внутри вещей и живу в каждом дереве, в плеске волн, в облаках и животных, которые приходят и уходят.[35]

Когда Юнгу снилась золотая башня в потустороннем мире, бессознательное наделило его первичным, вечным образом, копию которого он построил себе на земле.

Белый камень в тексте Зосимы, в котором и «золотой человек», и источник жизни, служит параллелью сну Юнга. Восточные ступы тоже имеют сходное значение как место пребывания формы Будды, которая осталась на земле.

В тексте Комариуса также подчеркивается сияющий свет воссоединенной природы «образа», то есть его просветляющее качество. Это воссоединение, воскрешение умершего, andrias, соответствует в видении Зосимы бронзовому человеку, который сначала становится серебряным, затем золотым. Иными словами, он представляет собой своего рода живую металлическую статую.

Серия сновидений, опубликованная Эдингером, включает в себя следующий сон:

Я смотрел на поразительно необыкновенный и прекрасный сад. Это была большая площадь с каменным покрытием. С интервалом примерно в два фута были размещены бронзовые объекты, стоящие вертикально, похожие на «Птицу в пространстве» Бранкузи. Я долго стоял. В них был очень позитивный смысл, но что это было, я не мог понять.[36]

Эдингер амплифицирует образ металлического шеста («Птица в пространстве» Бранкузи), «утолщенного в средней области и сходящегося в точку на верхушке», как «фаллической, целеустремленной, вертикальной жажды вверх, к высшему духовному миру». Он цитирует в качестве параллели египетский столп джед, поднятие которого в конце погребальной церемонии означало воскрешение. Этот столп также соответствует фаллосу на могилах этрусков. В некотором смысле его также можно сравнить с танцующим пламенем жизни во сне, который Дж. Б. Пристли цитировал раньше — образ творческого импульса жизни, который существует бесконечно. Металл, как указывает Юнг,[37], обладает странной, чуждой прохладой, которая характеризует эту символическую фигуру. Это чувство далекого происхождения в царстве неорганической материи сообщает отчужденность, которая также характерна для алхимического камня.

Многие алхимики приравнивали камень к Христу, но, как показал Юнг,[38] для них он был скорее близок к человеческому телу. Камень был чем-то божественным, скрытым в космической материи. Поскольку Христос «стал плотью», существует аналогия lapis; но последний воплощается в каждом человеке и может быть создан каждым. Это означает, что его можно осознанно создать внутри. Таким образом, камень алхимии на самом деле не означает Христа, скорее это символ, компенсирующий определенные аспекты фигуры Христа. Юнг пишет:

То, к чему в конечном счете устремилась бессознательная природа, когда породила образ камня, лучше всего заметно в представлении о том, что он зародился в материи. и его создание, по крайней мере, потенциально, в пределах возможностей человека. Эти качества открывают, что казалось недостатками образа Христа в то время: атмосфера, слишком запутанная для человеческих нужд, слишком величественная отдаленность, пустота в человеческом сердце. Люди чувствовали отсутствие «внутреннего» Христа, который принадлежит каждому. Духовность Христа была слишком высокой, а естественность человека слишком низкой. В образе Меркурия и камня «плоть» прославлялась по-своему; она не преображалась в дух, наоборот, «закрепляла» дух в камне. Камень, таким образом, можно понимать как символ внутреннего Христа, Бога в человеке.[39]

Камень считался кульминацией работы Христа по спасению. Он пришел не из духовно-метафизических областей, как официальная фигура Христа, а «из тех пограничных областей психэ, которые распахиваются в таинство космической материи».[40]

Успение Девы Марии — это догмат, остающийся текучим, поскольку Мария взошла на небеса в теле. Так что это только начало ответа на вопрос, еще не разрешенный в христианском учении. Однако, это вопрос, который беспокоит современного человека. Мне кажется, сейчас самое время заниматься символизмом алхимии, хотя и верно, что, по общему признанию, финальный ответ найти не удастся, тем не менее, указание на него можно найти символически.

Я потеряла отца, когда была относительно юной, и примерно через шесть недель после его внезапной смерти, увидела следующий сон: