О собственности

Отсюда следует, что излишнего сотрудничества в виде совместного труда и общих трапез надо тщательно избегать. Но что же сказать в отношении такого сотрудничества, которое как бы диктуется самим характером предстоящей работы? Оно должно быть сокращено. В настоящее время неразумно было бы не признавать, что вред сотрудничества должен быть в некоторых настоятельных случаях признан неизбежным. Но останутся ли по самой природе вещей некоторые виды сотрудничества навсегда неустранимыми — это вопрос, который мы едва ли можем разрешить. В настоящее время для того чтобы срубить дерево, прорыть канал, или управлять судном требуется труд многих. Всегда ли он будет для этого требоваться? Когда мы видим сложные машины, созданные человеком, различные виды ткацких и прядильных станков или паровых двигателей, то разве нас не удивляет количество производимой ими работы? Кто знает, где будет положен предел этому виду прогресса. Сейчас такие изобретения волнуют работающую часть общества, и они могут действительно привести к временным бедствиям, хотя в итоге они отвечают важнейшим интересам большинства. Но в условиях равного для всех количества труда приносимая ими польза не может подвергаться сомнению. Поэтому никак нельзя утверждать, что один человек не сумеет производить самых обширных работ; пользуясь хорошо известным примером, скажем, что возможно будет доставить плуг в поле и заставить его работать без надзора за ним. В этом смысле знаменитый Франклин[25] говорил, что «когда–нибудь разум приобретет всемогущую власть над материей».

Последний этап прогресса, здесь намеченного, сведется к окончательному исчезновению надобности в физическом труде. Очень поучительно в этом отношении, как великие гении предвосхитили будущий прогресс человечества. Один из законов Ликурга[26] запрещал использовать спартанцев для физического труда. В этом случае предписывалось заменять спартанцев рабами, обреченными на черную работу. Таким образом, несомненные и непреложные законы вселенной заменят в ту эпоху, о которой мы рассуждаем, древних илотов[27]. В этом смысле, о бессмертный законодатель, мы кончим то, что ты начал.

Но это, может быть, снова вызовет возражение, «что люди, освобожденные от необходимости применять физический труд, погрузятся в беспечность». Подобные возражения основываются на узости взглядов относительно природы человеческого сознания и его способностей. Для приведения интеллекта в действие требуется только побудительная причина. Разве не существует мотивов столь же действенных, как страх голода? Чей ум более деятелен, быстр и неусыпен, ум Ньютона или пахаря? Когда сознание человека преисполнено надежд на интеллектуальное величие и полезность, то разве его может охватить оцепенение?

Вернемся к вопросу о сотрудничестве. Странный ход рассуждения приводит к той мысли, что совершенствование, которое должно привести человеческое общество к изображенному нами будущему, может сопровождаться упадком. Например, будут ли тогда оркестровые концерты? Жалкое состояние техники у большинства музыкантов так очевидно, что даже в настоящее время она служит предметом огорчения и насмешек. Не лучше ли поэтому, чтобы один человек исполнял всю вещь за всех музыкантов вместе? Будут ли тогда театральные представления? Они являются нелепым и порочным видом сотрудничества. Можно сомневаться, чтобы в будущем люди стали выступать с чем бы то ни было только для того, чтобы с важностью повторять чужие слова и мысли. Можно сомневаться, чтобы какой–нибудь музыкант–исполнитель стал, как правило, играть чужие сочинения. Мы косны и признаем преимущество наших предшественников над нами, потому что мы привыкли потворствовать бездеятельности собственных способностей. Формальное повторение чужих мыслей позволяет на время приостановить работу собственного сознания. В некотором смысле такое поведение граничит с недобросовестностью, так как будучи добросовестными, мы должны немедленно высказывать всякую полезную и ценную мысль, которая родится в нашем сознании.