О собственности

Решившись поделиться всеми этими предположениями и мыслями, мы теперь попытаемся наметить пределы, поставленные личности. У всякого человека, который получает впечатление от какого–либо предмета, лежащего вне его сознания, течение его собственных мыслей насильственно видоизменяется; однако же без таких внешних восприятии мы ничего бы собой не представляли. За некоторыми определенными пределами мы не должны пытаться освобождать себя от подобных воздействий. Всякий, кто читает чужое сочинение, испытывает, как ход его мыслей до известной степени подвергается воздействию автора. Однако это не достаточное основание для возражения против чтения. Всегда бывает так, что один человек накапливает размышления и наблюдения, в которых нуждается кто–нибудь другой; зрелые и обдуманные рассуждения всегда при равных условиях будут более ценны, чем рассуждения импровизированные. Разговор есть тоже один из видов сотрудничества, при котором одна из двух сторон всегда уступает руководство своими мыслями другой; однако при всем этом беседа и обмен мыслей представляют как будто бы один из самых плодотворных источников развития сознания. Здесь перед нами как бы один из видов наказания. Тот, кто самым деликатным образом пытается доводами разума избавить другого от его недостатков, вероятно, причинит страдание, но такое наказание ни в коем случае нельзя устранять.

Другой пункт, относящийся к вопросу о сотрудничестве, представляет совместное жительство. Мы придем в этом случае к правильному решению, прибегнув к очень простому приему. Науки лучше всего развиваются, когда наибольшее число людей занимается ими. Если сто человек добровольно применят всю силу своих способностей для разрешения известного вопроса, то можно скорее рассчитывать на успех, чем в случае, когда только десять человек заняты им. По той же самой причине шанс на успех возрастет в соответствии с тем, насколько процесс умственного труда этих людей будет развиваться самостоятельно, т. е. в соответствии с тем, насколько их выводы будут вытекать из логики вещей, без воздействия как внешнего принуждения, так и личных привязанностей. Всякая личная приверженность, кроме тех случаев, когда она вызывается заслугами, явно неосновательна. Поэтому желательно, чтобы мы любили людей вообще, а не определенного человека, и чтобы цепь наших рассуждений разворачивалась без иных перерывов, кроме потребных для информации или благотворения.

Вопрос о совместном жительстве особенно интересен потому, что он включает в себя вопрос о браке. Поэтому в этом пункте надо наши рассуждения несколько расширить. Совместное жительство представляет собой зло не только потому, что оно препятствует самостоятельному развитию мысли, но также вследствие несовершенства людей и различия их наклонностей. Нелепо рассчитывать на то, что стремления и желания двух человеческих существ будут совпадать на протяжении сколько–нибудь длительного периода времени. Обязать их действовать и жить совместно, это значит неизбежно обречь их на ссоры, злобу и несчастье. Иначе не может быть, поскольку человеку не удалось достичь абсолютного совершенства. Мысль, что я должен иметь спутника жизни, вытекает из усложнения наших пороков. Она продиктована трусостью, а не мужеством. Она вытекает из желания быть любимым и чтимым за то, в чем нет собственной заслуги.

Но зло брака, как он практикуется сейчас в европейских странах, лежит глубже. Обычай этот заключается в том, что бездумные и романтичные юноши и девушки знакомятся, встречаются несколько раз, притом в условиях, создающих иллюзии, и затем обещают друг другу вечную любовь. Каковы последствия этого? Почти во всех случаях они оказываются обманутыми. Им остается примириться с непоправимой ошибкой. Перед ними возникает сильнейшее искушение стать на путь лжи. Им приходится признать, что самое умное для них это — закрыть глаза на действительность; они еще могут считать себя счастливыми, если сумеют убедить себя, что были правы в своем первоначальном незрелом суждении о спутнике жизни. Институт брака это — система обмана; люди, которые тщательно извращают собственные суждения о повседневных делах жизни, будут всегда о всех других делах иметь ложные суждения. Мы должны отказаться от своей ошибки, как только она откроется, но нас учат лелеять ее. Мы должны быть неутомимы в нашем стремлении к добродетели и моральному превосходству, но нас учат сдерживать это стремление и закрывать глаза на самые привлекательные и достойные цели. Брак основан на законе и на законе, худшем из всех. Что бы ни говорил нам наш разум об особе, жизнь с которой должна привести нас к наибольшему совершенствованию, о достоинствах одной женщины и недостатках другой, мы вынуждены считаться с законом, а не со справедливостью.