Ни одна идея не вызывала большего отвращения в умах множества людей, чем то, что они называют уравнительными началами, распространение которых должно будто бы повлечь за собой много бедствий. Они думают, «что эти начала неизбежно будут производить брожение в умах простого народа и что попытка осуществить их будет сопровождаться разнообразными бедствиями». Они представляют себе, как «непросвещенная и нецивилизованная часть человечества, освобожденная от всякого принуждения, предастся всевозможным крайностям. Знание и понимание, достижения ума, открытия, сделанные мудрецами, красоты поэзии и искусства будут растоптаны ногами и уничтожены варварами. Это будет новое нашествие готов и вандалов, но с тем печальным осложнением, что змея, укус которой смертелен, откормлена на нашей груди». Они представляют себе, что дело «начнется с убийств». Они думают, «что все люди видные, занимающие первенствующее положение и знатные будут в числе первых жертв. Все, кто отличается особой изысканностью манер или решительностью слога и мысли, неизбежно станут предметом зависти и подозрений. Тот, кто бесстрашно будет помогать преследуемым или провозглашать народу те истины которые он менее всего склонен слушать, но которые ему как раз более всего следует выслушивать, будет предназначен для убиения».
Но мы не должны пугаться изображенной здесь картины, притом не из пристрастия к системе равенства, нарисованной в нашей книге. Легко можно себе представить, что революция будет сопровождаться резней, и, вероятно, это самое отвратительное, что можно себе вообразить, даже учитывая ее непродолжительность. Боязливые, безнадежные упования тех, кто потерпел поражение, и кровожадная ярость их победителей представляют такое сочетание зла, которое превосходит все то, что говорится об ужасах ада. Хладнокровные избиения, совершаемые под именем правосудия, все же не так страшны даже при самом своем ужасном проявлении, как эти убийства. Исполнители закона и его орудия в силу привычки примирили свое сознание с тем страшным делом, которому они служат, они принимают свою долю участия в самых возмутительных безобразиях, нисколько не отдаваясь страстям, с ними связанным. Но участники резни действуют под влиянием ярости. Их глаза сверкают огнем бешенства и злобы. Они преследуют свои жертвы из улицы в улицу и из дома в дом. Они вырывают их из объятий отцов и жен. Они пресыщаются жестокостью и надругательством и издают крики отвратительного восторга при зрелище причиняемых ими мук.
Мы увидали теперь эту страшную картину; какие же выводы надлежит из нее сделать? Должны ли мы отказаться от разума, от справедливости, от добродетели и счастья? Предположим, что неизбежным последствием приобщения к истине будет временное появление таких сцен, как только что нами описанная, должны ли мы на этом основании отказаться от распространения ее? Совершенные преступления будут по ошибочному представлению казаться последствиями знакомства с истиной, но на самом деле это результат заблуждений, внушенных прежде. Беспристрастный исследователь увидит в них последние усилия погибающего деспотизма, который, в случае если бы он остался жив, произвел бы бедствия, едва ли менее ужасные в момент их совершения, но гораздо более пагубные по своей долговременности. Если рассуждать правильно, то, даже допуская прежде сделанное неблагоприятное предположение, надо противопоставить момент ужаса и отчаяния векам счастья. Никакое воображение не может дать полное представление о том умственном развитии и спокойной добродетели, Которые наступят, когда собственность будет Установлена на естественных основаниях.