О, Солон!

Наверное, дело в том, что демократия — это не только форма государственного устройства, но и существо общественной жизни. В войне с персами афинян сплачивала самоотверженная решимость отстоять свою свободу и новообретенные гражданские права. Теперь — каждый был за себя и помышлял лишь о дележе военной добычи. Если демократия сцементирована общим стремлением граждан послужить своему отечеству, — она неодолима. Но если она становится пустой оболочкой, полем для игры своекорыстных интересов, — она легко рассыпается как домик из песка. Первым следствием разложения демократии является падение воинской дисциплины и боеспособности ее армии.

Глава 11 РАЗЛОЖЕНИЕ ДЕМОКРАТИИ

Мы оставили Алкивиада в тот момент, когда он явился в Спарту. Спартанцы понимали, насколько Алкивиад может им быть полезен. Вскоре ему предоставляют возможность выступить перед апеллой. Он предлагает свою помощь в войне против Афин и… представляет ее как проявление любви к родине:

"И я надеюсь, что никто здесь не станет думать обо мне хуже оттого, что я, считавшийся в родном городе патриотом, теперь, заодно со злейшими врагами яростно нападаю на него… Злейшими врагами я считаю не вас, которые открыто на войне причинили вред неприятелю, а тех, кто заставил друзей Афин перейти в стан врагов. Пока я безопасно пользовался гражданскими правами, я любил отечество, но в теперешнем моем положении, после того как мне нанесли тяжелую и непоправимую обиду, я — уже не патриот. Впрочем, я полагаю, что даже и теперь я не иду против отечества, так как у меня его нет, но стремлюсь вновь обрести его. Ведь истинный друг своей родины не тот, кто несправедливо утратив ее, не идет против нее, но тот, кто любя родину, всячески стремится обрести ее". (Фукидид. История, VI, 92)

Спартанцы еще считали себя связанными мирным договором с Афинами. Алкивиад их убеждает его нарушить. Он говорит, что афиняне намереваются покорить всю Сицилию, потом италийских эллинов и Карфаген, а затем, опираясь на эти новые ресурсы, сокрушить Пелопоннесский союз. Без помощи спартанцев сицилийские города не смогут отразить нападения афинян. Алкивиад советует начать войну одновременно на двух фронтах. До сих пор спартанцы являлись в Аттику с армией, которая располагалась лагерем в открытом поле и на зиму возвращалась домой. Алкивиад рекомендует поставить гарнизон в Декелее — укрепленном городе, расположенном к востоку от Афин. Этим будет прервана поставка серебра из Лаврионских рудников и продовольствия с Эвбеи. Кроме того, видя решительные действия Спарты, союзники Афин будут пренебрегать выплатой дани.

Спартанцы последовали советам Алкивиада: укрепили Декелею и послали подкрепление в Сицилию. Как мы помним, входившие в его состав беотийцы решили исход ночного сражения под Сиракузами.

Положение в Афинах стало критическим. Армия и флот уничтожены, спартанцы набегами из Декелеи опустошают страну, империя трещит по швам, около 20 тысяч рабов перешли на сторону врага. Однако Афины еще не сломлены. По свидетельству Фукидида:

"Все же афиняне решили, что нельзя уступать врагу, но следует, насколько позволяют обстоятельства, снарядить новое войско и флот, изыскать пути добычи корабельного леса и денег, чтобы крепко держать в руках союзников и особенно Эвбею. Было решено сократить в меру благоразумия государственные расходы и избрать совет из старейших граждан, который должен был в соответствии с требованиями момента обсуждать необходимые мероприятия". (VIII, 1)

Главным таким требованием было сохранение империи. С напряжением всех сил афиняне снаряжают флот и направляют его к острову Самос, с тем, чтобы оттуда контролировать ионийские города Малоазиатского побережья и пути в Эгейском море.

Между тем в Спарте Алкивиад, подавший спартанцам столь ценные советы, пользуется уже большим весом и влиянием. Этот разносторонне одаренный человек обладает еще и талантом располагать к себе людей, легко приспосабливаться к их обычаям. Плутарх замечает по этому поводу:

"Снискав добрую славу (у спартанцев — Л.О.) этой дальновидностью государственного мужа, ничуть не меньшее восхищение вызывал он и своею частной жизнью: чисто спартанскими привычками и замашками он окончательно пленил народ, который видя… как он купается в холодной воде, ест ячменные лепешки и черную похлебку, просто не мог поверить, что этот человек держал когда-то в доме повара, ходил к торговцу благовониями или хоть пальцем касался милетского плаща. И верно, среди многих его способностей было, говорят, и это искусство улавливать людей в свои сети, приноравливаясь к чужим обычаям и порядкам… в Спарте он не выходил из гимнасия, был непритязателен и угрюм, в Ионии — изнежен, сластолюбив, беспечен, во Фракии беспробудно пьянствовал, в Фессалии не слезал с коня, при дворе сатрапа Тиссаферна в роскоши, спеси и пышности не уступал даже персам…". (Алкивиад, XXIII)