О СССР – без ностальгии. 30–80-е годы

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.

2 марта

«Стукнуло» 23 года. Убежал из дома, чтобы с Земфирой, то бишь с Давидовским, отметить день рождения в кафе «Невка» в проезде Художественного театра.

1 апреля

Хорошо, наверное, жилось Афанасию Фету, он был помещиком, сыт и обут, слушал соловьиное пение и радостно провозглашал: «Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало…» и т. д. А тут разрываешься от забот, проблем, нехваток и прочего до бесконечности. Как в цирке: жизнь на канате, вот-вот сорвёшься и вниз головой… Дочка в Морозовской больнице, и я бегаю туда из института, чтобы погулять с ней. Нянечки этим не занимаются… Мои учебные занятия запущены, лекции не записываю и т. д. И тем не менее успеваю писать стихи и играть в шахматы.

3 апреля

Вчера в плехановской аудитории был вечер нашего факультета (УЭФ). Тысяча человек. Я вёл вместе с Юлькой Локшиным конферанс. Эстрадный дебют…

Ещё событие: получил повышенную стипендию – 279 рублей. Кошкины слёзы. И неожиданный выигрыш по облигации Госзайма. Благодарю – не ожидал. Да, помимо конферирования, пришлось побывать и на совещании комсомольских секретарей института. Парторг института Дьяков призвал собравшихся быть политическими организаторами, а не обывателями. А кто я? Ни то ни сё. Не организатор, не обыватель, а влюблённый в поэзию и литературу молодой человек. Литературоцентричный человек.

6 апреля

Тут как-то ходили на воскресник на строительство стадиона в Лужниках. Ломали какой-то забор. Было весело… Из последних прочитанных самое большое впечатление произвела «Оттепель» Эренбурга.

«Если в человеке есть благородство, он не собьётся, выбьется на большую дорогу. Но что делать с другими? Просвещать мало, нужно воспитывать чувства» (Эренбург).

12 апреля

Стоит странный апрель. Температура около ноля. Валит крупный снег. На улице лёд, голая земля, снег и лужи. Ужасная слякоть. Мерзкая погода… Простудился и лежу дома. Горю. Очень болят бока. Дочку из больницы выписали.

Больничные заметки

29 апреля

Врач Покровская лечила меня, лечила и… и отправила 16 апреля в больницу, во Вторую градскую им. Вейсброда на Калужской улице. Кололи пенициллином и давали ещё какие-то лекарства, типа норсульфазола. Первое утро пребывания в больнице было пасхальным. На завтрак дали манную кашу, которую я съел с содроганием. На обед гороховый суп, картофельное пюре с бледной котлетой и компот. Затем ужин. Началось регулярное питание, и это было замечательно… Я попал в палату № 28 инфекционного отделения, в палате лежало 6 человек. Болели, лежали и спорили. Науменко кричал, что бог и религия – сплошная чушь, на что дедуся Несмеянов (81 год) говорил: «Не вера, а люди – чепуха». Дед Несмеянов развлекал нас разными байками. Однажды его прихватил живот, и на вопрос медсестры, сколько раз он ходил в туалет, дед ответил: «Чичире». Высокая температура держалась у меня 4 дня, и врачи думали: брюшной тиф. Но потом поставили другой диагноз: очаговая правая пневмония…

В больнице было много интересных моментов. В один день пришла толстая парикмахерша со вздёрнутым носиком и стала меня, заросшего щетиной, брить, и непринуждённо повела разговор:

– На Пасху плохо гуляла, не целовалась даже.

– Почему? – спросил я.

– Не с кем.

– Не жарилась? – вставил вопрос любознательный дед.

– А с кем? Муж в командировке, домашнего друга нет.

И нимфа-парикмахерша в глубокой печали начала скрести меня стальной бритвой.

Развлечений в больнице не было никаких, кроме томительных разговоров-исповедей о жизни. Однажды поздно вечером Ёлкин сказал: «Кто-то сыграл в ящик». Действительно, умер парень 21 года из-за отёка лёгких. Это «сыграл в ящик» произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Наступила тишина, которую нарушил Ёлкин: «Стремился к чему-то». Пасынков добавил: «Копил чего-то». А я грустно произнёс: «Мечтал о чём-то». И вот она, жизнь человеческая: судьба дунула, и – пшик, нет человека.

Новичок в палате – Иван Медников. Воевал. Ныне рубщик мяса. Хвалился, что умеет так рубить мясо, что легко продаёт второй сорт за первый. Любит читать. Мясник-книголюб. Из сестёр выделялись Ксения Ивановна, которая звала меня «забастовщиком», и юная Зазвонкина. Долго не проходил кашель. В груди какофония хрипящих и свистящих звуков… 26-го врач Бронислава Марковна сказала мне: «Вы настаиваете на выписке… выпишу вас завтра, но выписываю с неохотой: у вас ещё хрипы. Организм молодой, а заживает медленно».

27-го я получил справку. Скинул пижаму, оделся в своё и покинул больницу. Ощутил большую радость и большую слабость. Одиннадцать больничных дней пролетели, как тяжёлый сон.

* * *

2 мая

Вчера с утра был дождь. Демонстрацию отменили, и весь день был пасмурный и непраздничный… В институте меня встретили с радостью, одни нашли, что очень похудел, другие, напротив, что потолстел…

5 мая