О Сталине без истерик

Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?
Ты должен слышать нас, мы это знаем:
Не мать, не сына – в этот грозный час
Тебя мы самым первым вспоминаем.

Еще такой суровой годовщины

Никто из нас не знал за жизнь свою,
Но сердце настоящего мужчины
Лишь крепче закаляется в бою.

В дни празднеств, проходя перед тобою,

Не думая о горестях войны,
Кто знал из нас, что будем мы судьбою,
С тобою в этот день разлучены?..

Так знай же, что в жестокий час разлуки

Лишь тверже настоящие сердца,
Лишь крепче в клятве могут сжаться руки,
Лишь лучше помнят сыновья отца.

Все те, кто праздник наш привык с тобою

В былые дни встречать у стен Кремля,
Встречают этот день на поле боя,
И кровью их обогрена земля.

Они везде: от пламенного юга,

От укреплений под родной Москвой
До наших мест, где северная вьюга
В окопе заметает с головой.

И если в этот день мы не рядами

По праздничным шагаем площадям,
А, пробивая пусть себе штыками,
Ползем вперед по снегу и камням,

Пускай Информбюро включает в сводку,

Что нынче, лишних слов не говоря,
Свой штык врагу, втыкая молча в глотку,
Мы отмечаем праздник Октября.

А те из нас, кто в этот день в сраженье

Во славу милой родины падет, —
В их взоре, как последнее виденье,
Сегодня площадь Красная пойдет.

Товарищ Сталин! Сердцем и душою

С тобою до конца твои сыны,
Мы твердо верим, что придем с тобою
К победному решению войны.

Ни жертвы, ни потери, ни страданья

Народную любовь не охладят, —
Лишь укрепляют дружбу испытанья,
И битвы верность русскую крепят.

Мы знаем, что еще на площадь выйдем,

Добыв победу собственной рукой,
Мы знаем, что тебя еще увидим
Над праздничной народною рекой.

Как наше счастье, мы увидим снова

Твою шинель солдатской простоты,
Твои родные, после битв суровых
Немного постаревшие черты.

Москва, 1942

* * *

«Я считаю, что наше отношение к Сталину в прошлые годы, в том числе в годы войны, наше преклонение перед ним в годы войны, – это преклонение в прошлом не дает нам права не считаться с тем, что мы знаем теперь, не считаться с фактами. Да, мне сейчас приятнее было бы думать, что у меня нет таких, например, стихов, которые начинались словами “Товарищ Сталин, слышишь ли ты нас?” Но эти стихи были написаны в сорок первом году, и я не стыжусь того, что они были тогда написаны, потому что в них выражено то, что я чувствовал и думал тогда, в них выражена надежда и вера в Сталина. Я их чувствовал тогда, поэтому и писал.

Но, с другой стороны, тот факт, что я писал тогда такие стихи, не зная того, что я знаю сейчас, не представляя себе в самой малой степени и всего объема злодеяний Сталина по отношению к партии и к армии, и всего объема преступлений, совершенных им в тридцать седьмом – тридцать восьмом годах, и всего объема его ответственности за начало войны, которое могло быть не столь неожиданным, если бы он не был столь убежден в своей непогрешимости, – все это, что мы теперь знаем, обязывает нас переоценить свои прежние взгляды на Сталина, пересмотреть их. Этого требует жизнь, этого требует правда истории».

Из книги К. Симонова «Глазами человека моего поколения», М., 1990

Что ж, не у каждого «мастера художественного слова» хватило мужества написать такие слова, многие делали вид, что не говорили, не писали, не подписывали…