О Сталине с любовью

— Ну не все же члены жюри капиталисты, — осторожно возразила я. — Среди них есть и наши друзья, с чьим мнением капиталистам приходится считаться. Иначе бы они никогда не дали бы никаких премий ни одной нашей картине.

— Мы существуем, и с этим им приходится считаться, — улыбнулся Сталин.

Март 1938-го

— Василий твердо решил стать летчиком, — сказал Сталин без каких-либо предисловий и повторил: — Летчиком.

До этого мы говорили о картине «Александр Невский», которую снимал на «Мосфильме» Эйзенштейн. Вернее, не столько о картине, сколько о самом Эйзенштейне. Сталин высоко ценил его талант, но несколько сомневался, удастся ли ему снять исторически верную картину, удастся ли воплотить образ князя-патриота в полном объеме. В исторической драме, да еще с таким главным героем, очень легко пойти на поводу у внешних эффектов в ущерб содержанию. Есть такое правило — чем известнее человек, тем сложнее снимать о нем картину (думаю, что и книгу писать тоже сложнее), образ рискует получиться броским, но поверхностным.

Сталин знал о моем отношении к Эйзенштейну, талант которого я уважала, а вот о человеческих качествах была не слишком высокого мнения, но тем не менее захотел обсудить со мной эту тему. Я честно ответила, что Эйзенштейн справится, подобная задача ему по плечу. Вдобавок в главных ролях снимались такие актеры, как Н.К.[65] и Н.П.[66] Актерское мастерство и несговорчивый характер Н.К. были дополнительной гарантией того, что картина выйдет хорошей. Если Эйзенштейн и увлечется и свернет с верного пути (с ним такое случалось), то Н.К. непременно это исправит. Своим успехом картина «Депутат Балтики»[67] обязана не столько режиссерам, сколько Н.К.

И вдруг Сталин заговорил о Василии. Видимо, что-то очень его волновало.

— Летчиком — это хорошо, — сказала я, не зная, что еще можно тут сказать, — за авиацией будущее.

— Дело не в будущем, дело в Василии, — ответил Сталин после недолгого молчания. — Не могу понять его. Почему авиация? Есть призвание или это нечто другое? Следование повальному увлечению? Не хотелось бы, чтобы впоследствии он разочаровался в своем выборе и впустую потерял несколько лет. Мне это знакомо, я окончил духовное училище, успел поучиться в семинарии, пока не нашел свой путь… Летчиком — это хорошо, но Василию недостает выдержки…

— Этот недостаток скоро пройдет, — сказала я. — Мне когда-то тоже недоставало выдержки. А теперь достает. Важно, чтобы человек сделал свой выбор самостоятельно, по своему желанию. Взять хотя бы меня. Мое желание стать актрисой было настолько велико, что никакой другой судьбы для себя я не представляла. Но со стороны могло казаться, что меня увлек внешний лоск актерской профессии. Допускаю, что какое-то время мои родители именно так и думали. Если Василий хочет стать летчиком, то он должен стать им. Хотя бы для того, чтобы понять правильность своего выбора.

Впоследствии, много позже, вспоминая этот разговор, я поняла то, что не поняла тогда. Сталин волновался за Василия. Авиация — дело опасное. Наверное, Сталину хотелось для сына чего-то более спокойного, более безопасного. Но даже мне Он не мог сказать об этом прямо. Это было бы нескромно. Получалось бы, что Василий чем-то отличается от других молодых людей. А для Сталина было очень важно, чтобы дети его воспитывались без каких-либо поблажек, росли неизбалованными. Он уделял этому вопросу очень большое внимание.

Я не была знакома с Василием. Видела его несколько раз на приемах и среди зрителей на концертах, но не разговаривала с ним. Его открытое улыбчивое лицо производило хорошее впечатление, и отзывы о нем были хорошими, как о добром, отзывчивом, совершенно незаносчивом человеке. Вот только выдержки ему действительно не хватало, даже в зрелые годы. Сталин не напрасно волновался. Он ничего не делал напрасно. Несдержанность в конечном итоге сломала жизнь Василию[68].