О стыде. Умереть, но не сказать

Вызывающая эйфорию сверхзащита усиливает работу опиоидной системы эндокринных желез. Молодое животное, которому впрыскивают опиаты, в конце концов перестает исследовать окружающее пространство и взаимодействовать с другими особями[156]. Тигренок, выкормленный соской и постоянно окруженный людьми, восхищающимися его красотой и кошачьей грацией, оказывается в аналогичных условиях. Подобная ситуация стимулирует такую активную работу опиоидных желез, что животное теряет всякую необходимость бороться за выживание или учиться жить бок о бок с другими особями. Будучи самодостаточным, оно не приобретает ни ощущения границ, вырабатываемого молодыми особями во время ссор, ни навыков участия в ритуалах взаимодействия, являющимися необходимым условием для социализации. При малейшем ущемлении его интересов животное нападает!

Десоциализирующий эффект морального страдания

Люди могут испытывать болезненные ощущения в теле, вызванные метаболическими изменениями, которые в свою очередь могут быть спровоцированы физической болью, а также разрывом шаблона ментальной репрезентации[157]. Каким образом это знание используют, например, палачи? «Пытать — означает не просто причинить боль. Это значит заставить человека понять, что физическая боль будет невероятно долгой»[158]. Палачи быстро заметили, что электрический разряд, пропущенный через гениталии мужчины, способен причинить ему страдания. Они усиливают страдания, говоря: «Пережив шок, ты больше никогда не будешь мужчиной». Ожидание чего-то ужасного усиливает ощущение боли и растягивает состояние шока. После мучительного разряда пытаемый думает: «Теперь я умер как мужчина». Ощутив физическое страдание, затем он длительное время страдает от ужасных сомнений.

Когда пытали иракцев, им завязывали глаза: палач знал, что «самая худшая боль — та, которую испытываешь в темноте»[159].

Еще одна известная история. Женщина беспрестанно ждала, когда наступит момент страдания, приходящего к ней неведомо откуда. Она с тревогой прислушивалась к шуму шагов и голосам, запечатленным ее памятью, пыталась уловить тепло, исходящее от тела палача. Узница, признанная невиновной, вернулась домой, но больше не смогла чувствовать себя свободной, поскольку каждый вечер, когда звонил телефон, она слышала одно и то же: «Это я». Безликий голос палача заставлял ее все время находиться в состоянии мучительного ожидания. Она избавилась от телефона, но было слишком поздно: несчастье отпечаталось в ее памяти. При одном только воспоминании о перенесенной боли тело невольно начинало страдать.

Мы все так или иначе испытываем физические страдания, однако никогда не признаемся, что нас пытали, ведь естественная боль не ведет к обесчеловечиванию. Нам стало очень больно в результате несчастного случая, а вовсе не в результате попытки разрушить нашу личность. Каждый, кого пытали, был еще и унижаем, частично мертв, лишился значительной части своего былого человеческого достоинства, подвергся дегуманизации, стал призраком самого себя. Мочиться в присутствии мусульманина на Коран, заставлять его голодать, а затем кормить исключительно свининой означает создать представление о себе, заставляющее его стыдиться: «Я совершил худшее из всех преступлений: позволил осквернить Коран, не произнеся ни слова, и, чтобы не умереть, нарушил закон — ел свинину. Значит, я — недочеловек, я утратил достоинство быть настоящим мусульманином».

Многие из тех, кого пытали, согласились унизиться, чтобы избежать пытки электричеством. Они умоляли, от страха мочились под себя и иногда даже пытались соблазнить мучителя — а затем благодарили его за то, что он избавил их от пыток. Они даже испытывали чувство благодарности к тем, кто их унизил до состояния «самого ничтожного человека на земле». Выжив в подобной ситуации, они вернутся к жизни, сохранив в памяти представление о том, что они сами отвратительным образом согласились унизиться: «Я способствовал своему унижению». Мужчина-жертва чувствует себя виноватым в том, что нарушил закон («Я ел свинину»), женщина-жертва стыдится того, что пыталась разжалобить палача («Меня унижали»). Перечисленные приемы пытки породили в душе жертвы чувство стыда, нарушили целостность представлений о себе — с этим отныне предстоит жить. Каждый раз, вступая в повседневные интимные отношения, подвергнувшаяся пытке женщина будет чувствовать себя унижаемой, грязной. Внешне эти эмоции проявляются следующим образом: пугливый взгляд, опущенная голова, бормотание. Поведенческий профиль стыдящегося возникает как результат крушения собственного «я», расколотого действиями со стороны другого.