О связях как таковых

Есть некоторые вещи внешние (exteriora), которые привязывают, как то: подарки, уступки, награды и услуги, но они действительно привязывают, если лишены того оттенка, что почти что именно для получения взаимности в любви (quasi pro emenda redamatione) и предлагаются, ибо созерцание меркантильности (mercaturae species), образа позорной выгоды (utilitatis et ignobilitatis species), уступает место полному презрению (vilipendium).

Глава XXI [XXII] Качества привязок

Подходящие и самые сильные те привязки, которую имеют жизнь благодаря сближению противоположностей (per approximationem contrarii), того вида, который проще примером, чем определением, или именем (которое ещё и не найдено) можно объяснить. Дух гордый привяжет дух униженный и лестный, ибо гордый любит тех, от которых видит рост собственного достоинства, притом тем больше, чем значительнее [тот, кто его хвалит], ведь больше значит возрастать в глазах людей выдающихся, чем презренных (мнение которых мы иногда имеем обыкновение и презирать). Бережно хранит (tuetur) образ, возвышающий гордеца в его собственных глазах, тот, кто осмотрительно привязывает. Иные же, а именно солдаты, в крепости и бодрости телесной хотят первенствовать, а если не дадут им этого уже в сфере власти или в мудрости, легко такое перенесут. Философы же, славящиеся познанием мира, очень легко перенесут то, что не преуспевают в бодрости телесной. Такие же мысли применимы и при обращении к иным видам привязанностей.

Глава XXII [XXIII] Благорасположение привязанностей

Привязанности заставляют желать увидеть благорасположение. Бывает так (для примера приведу один вид привязанностей), что между возлюбленными происходит размолвка. Они считают, что каждый из них обязан чем-то друг другу. Любовник провозглашает{74} долг для любимой, должна она вернуть ему душу ею унесённую (animam illi ablatam restituat), так что мёртвый в собственном теле, он теперь живёт уже в другом. А если любимый с любимой не так ласков, то вот она уже сетует, что он едва ли не стал ей меньше уделять внимания, сетует и он на неё, если…[2]

Несколько слов о переводе на русский язык названия трактата Джордано Бруно De vinculis in genere Матвей Фиалко

Полемика по поводу адекватного и точного перевода на русский язык заглавий классических художественных и философских произведений не является новой. Можно вспомнить вскользь высказанное в программном труде О. Н. Трубачёва замечание, что привычный перевод названия романа Ги де Мопассана «Bel ami» неверен – не «Милый друг» и, тем более, не якобы дословное, «словарное» «Прекрасный друг», а просто… «Дружок». В прозвище главного героя романа, Жоржа Дюруа, данном ему Лориной де Марель, подчеркивается разница между ею самой, девочкой-подростком, и взрослым мужчиной, любовником её матери. Эпитет bel в данном случае используется как обозначение «неподлинной родственности», что и может быть выражено средствами русского языка как «Дружок» [Трубачёв 2003: 170–171][3]. Пророчество, что «роман будет продолжать выходить под прежним неправильным названием» [Трубачёв 2003: 171], продолжает сбываться, а о том, что заглавие его верно до сих пор так и не переведено, в связи с мыслью Трубачёва напомнил позднее автор фундаментального труда о русском слове [Айрапетян 2001: 316][4]. Почти в жанре филологической [само]провокации (которому не чужды «Записи и выписки»), но всё же не без оснований, М.Л. Гаспаров замечал, что самый верный перевод названия ещё одного романа Мопассана был бы не «Жизнь» и даже не «Одна жизнь» (Une vie), а «Жизнь как жизнь»[5] [Гаспаров 2012: 123]. Упомянем в этой же связи интереснейшую проблему верного перевода заглавия «Лунь[-]юй» (論語), основополагающего источника для изучения наследия Конфуция. В зависимости от понимания связи двух иероглифов в заглавии как сочинительной или же атрибутивной и диапазона их значений, допустимыми вариантами являются «Суждения и беседы», «Наставления и ответы (Enseignements et réponses)», «Обсуждённые беседы (речи)», «Теоретические (полемические) речи», а также передающие значение двух иероглифов одним словом «Изречения», «Суждения» etc. [Кобзев 2015: 88–93]. Кажущийся привычным перевод «Суждения и беседы» может быть справедливо пересмотрен в пользу «Диалогов», если вслед за А. И. Кобзевым поставить его в один ряд хотя бы с «Го-юй» (國語) – «Речами царств» (В. С. Таскин), «Государственными речами» или «Повествованиями о царствах», но никак не маловразумительными «Речами и царствами»!