О связях как таковых

Дело не в прямом заимствовании образов «Скрижали», провозглашавшей активное отцовское начало Солнца и материнское пассивное начало Луны началами чудес единой вещи (miracula rei unius), а в игре Бруно с этими оппозициями, не чуждой его философии уже даже вне прямого влияния герметических образов, например, в рамках его излюбленной идеи тождества в абсолюте возможности и действительности [Бруно 1949: 226, 241–243]. Идея активного и пассивного начал как меры для образования форм сущего мировой душой [Бруно 1949: 213] также была важна для Бруно, хотя сама идея всеобщего двуначалия, доведённая до абсурда, и подвергается в «Пире на пепле» Фруллой осмеянию [Бруно 1949: 51–52]. Герметизм как философия «Изумрудной скрижали», выходящая едва ли не на мифологический уровень архетипа и включающая в себе самые различные «герметические» труды, имеет для европейского эзотеризма не меньшее значение, чем мистическая сотериология «Герметического корпуса», хотя два этих компонента едва ли возможно разделить [Фиалко 2018: 35–36]. Вместе с тем, сведение всей философии Бруно к «герметизму», тем более, в De vinculis, едва ли разумно. Нужно отдать должное оригинальному развитию Бруно теорий естественной магии Фичино и Агриппы, а также герметических идей [Bruno 2008: 35]. Центральной оставалась сама бруновская метафизика,

«сосредоточенная на онтологии беспредельной жизне-материи, из которой и вытекали и частные суждения о религии, её "гражданской" роли, о традиции Гермеса или Макиавелли»» [Ciliberto 2005: 339].

В конечном счёте, для исследователя собственно наследия Ноланца (впрочем, как и любого другого мыслителя)

«после стольких слов, сказанных на тему "Бруно и герметическая традиция" с одной стороны, и "Бруно и научная революция" с другой, пришёл момент изучать Бруно согласно Бруно» [Ciliberto 2005: 309].

«Связка» как центральный образ европейской эзотерики

Когда в «Изгнании торжествующего зверя» устами Софии автор воздаёт хвалу религии египтян, которые «возвышались до божества по той же самой лестнице природы, по которой само божество спускалось вниз ради сообщения себя самого ничтожнейшим вещам» [Бруно 1997: 213], Бруно хорошо известно, что его излюбленная идея стройной иерархии мироздания имела талантливых выразителей и в более позднее время. Агриппа в своём программном труде приписывает совершаемые магией «удивительные дела» (mirabiles effectus) её умению простираться от высших областей к низшим, наделяя вторые силой и дарами (dotibus) первых [Agrippa 1550: 2]. Маги же «утверждают, что благодаря вещам низшим, подобным высшим, можно низвести (trahi) небесные дары благодаря удачным небесным истечениям (influxus)», что осуществимо, согласно Агриппе, благодаря тому, что

«в мироздании есть такое согласие (concordia), что даже вещи сверхнебесные небесными низводятся (trahantur), а сверхприродные согласуются (conspirent) с природными и низводятся ими, ибо во всём разлита одна обильная сила (virtus opifex) и одно распределение форм живого, сила эта благодаря тайным законам (occultis rationibus) производит явное (manifesto), так что маг берёт явное, дабы привлечь (attrahat) скрытое» [Agrippa 1550: 77].

Агриппа заимствует образ «мирового согласия» (concordia mundi) из естественной магии Фичино [Ficino 1567: 162], учения о низведении небесных даров через мировую душу (anima mundi) [Йейтс 2000: 60–77] благодаря божественным приманкам (divinas illices) и магическим ловушкам (magicas illecebras) [Ficino 1567: 155], близким привязкам у позднего Бруно. Пико делла Мирандола, наследуя теории Фичино в одном из тезисов утверждает, что «нет ничего разделённого и рассеянного на земле и небе, что маг бы не смог привести в действие и объединить (actuare et unire)» [Farmer 1998: 496]. У Пико можно найти даже бруновское vinculum, которое он использует для толкования прокловской иерархии богов из платоновского «Федра» (247а): двенадцать из них суть связка (vinculum) сверхкосмических и космических богов, занимая срединное положение (medii) между ними [Пико 2010: 116].