О связях как таковых

Представление о взаимосвязи различных уровней мироздания не может считаться прерогативой лишь возрожденческой философии. Основатель современной эзотериологии Антуан Февр рассматривал «корреспонденции и взаимозависимость», а также идею «живой природы» в качестве важнейших признаков эзотеризма как формы мысли [Faivre 1994: 10–15]. Vinculum у позднего Бруно является ёмким образом, имеющем параллели во множестве эзотерических учений, созданных в различное время. Достаточно вспомнить Агриппу, который для иллюстрации того, как взаимно связаны (invicem connexa sunt) высшие и низшие предметы, сравнивает их со струнами верно настроенной кифары (sicut nervi in cythara bene concordata) [Agrippa 1550: 76–77], сравнив с их с одним из тезисов раннего программного труда Джона Ди: «Мир есть как бы подстроенная прекрасным творцом лира, струны которой – вещи, и тот, кто сможет их верно тронуть, издаст удивительные гармонии (mirabiles ille eliciet harmonias)» [Dee 1567: sig. Biij]. Более того, перенесшись на несколько столетий позже, уже в XIX в. мы найдём подобный образ у одного из основателей спиритуализма и автора сложнейшей эзотерической метафизики Эндрю Джексона Дэвиса, рассуждающего о «музыке Вселенной» (music of the universe): «Вселенная – музыкальный инструмент, на котором Великое божество вечно выражает бесконечно многообразные гармонии, принадлежащие его природе, неизмеримо глубокой и в то же время не подверженной изменению!» (в оригинале Дэвиса фраза выделена курсивом – М. Ф.) [Davis 1872: 259]. Сравним дэвисовский же образ всеобщего закона симпатии, который «связывает (binding), будто золотой цепью, материальную и духовную Вселенную в одно гармоничное целое» [Davis 1872: 144] с «той золотой цепью, благодаря которой нижнее связывается с верхним (illa catena aurea, qua inferiora superioribus alligantur)» в «Духовной медицине» Себастьяна Вирдига [Wirdig 1673: 170]. Близкий этим образ «магической цепи» (la chaine magique) [Levi 1861a: 235–250] был важен для крупнейшего французского оккультиста Элифаса Леви, автора итоговой для европейского эзотеризма доктрины астрального света как «великого магического агента» и узла притяжений (nau.id des sympathies) [Levi 1861a: 235]. Леви инкорпорирует в эту доктрину и учение о магнетическом флюиде как проводнике «взаимовлияния (influence mutuelle) небесных и земных тел» [Mesmer 1779: 74]: «Сделать магическую цепь – это установить магнетический поток (courant), который обретает силу по мере того, как увеличивается её протяжённость» [Levi 1861a: 239–240]. Теория астрального света станет частью целого ряда эзотерических учений [Фиалко 2018: 50, 158], в которых подобные образы также играли важную роль. Вспомним хотя бы рерихианскую идею «сердечной связи с Тонким и Огненным миром» [Рерих 1934: 119], «приобщения сердца к иерархии» [Рерих 1934: 59], недопустимости «разобщения цепи миров» [Рерих 1934: 178] в рамках представления о наполняющем все тела огне, «который соединяется с высшей огненной энергией» [Рерих 1934: 203] в пределах «жизни связующей и взаимно питающей» [Рерих 1934: 81].

При этом утверждение, что образы стройной иерархии мироздания были прерогативой только эзотерической философии, будет неверно. Нельзя игнорировать платоновский «Пир», комментарий к которому, написанный Фичино, был важным источников для трактата Бруно. В речи Эриксимаха Эрот обретает черты космической всеобще разлитой силы, «бога великого, удивительного и всеобъемлющего, причастного ко всем делам богов и людей» [Платон 1999: 94], силы гармонического равновесия во всех сферах науки и искусства (186b-188b). В своём комментарии к «Пиру» Фичино делает Эрота «хитроумным, двояким и имеющим ключи от всего» [Фичино 1981: 164], и, предвосхищая излюбленный образ позднего Бруно, развитый в его трактате, «вечным узлом и связкой мира (nodo perpetuo e legame del Mondo)» [Ficino 1914: 47]. Фичино также наделяет любовь демиургическим значением:

«Как ум, только что родившийся и бесформенный, посредством любви обращается к Богу и приводится в порядок, так и мировая душа возвращается к уму и Богу, где она рождена, хотя вначале и была лишена формы и пребывала в виде хаоса, – посредством любви, направленной к уму, благодаря воспринятым от него [ума] формам становится космосом» [Фичино 1981: 147].