О свободе воли. Об основе морали

Теперь возражение, которому прежде всего и непосредственно подлежит указанная Кантом основа для морали, заключается в том, что это происхождение некоего морального закона в нас невозможно потому, что оно предполагает, будто человек совершенно сам собою напал на мысль пуститься в поиски и разведку закона для своей воли, которому последняя подчинялась бы и с которым она должна была бы согласовываться. Но нельзя предполагать, чтобы это само могло прийти ему в голову; это возможно в том разве случае, если первый толчок и повод к этому уже дан каким-нибудь другим, положительно действенным, реальным и возвещающим себя в качестве такового моральным импульсом, самопроизвольно воздействующим на человека, даже проникающим в него. Но такое условие противоречило бы предположению Канта, по которому сам вышеприведенный мыслительный процесс должен быть источником всех моральных понятий, punctum saliens[226] моральности. Пока же, таким образом, условие это не имеет места, так как, ех hypothesi[227], не существует никаких иных моральных импульсов, кроме изложенного процесса мысли, до тех пор человеческое поведение направляется исключительно эгоизмом, по указанию закона мотивации, т. е. всякий раз наличные, вполне эмпирические и эгоистические мотивы в каждом отдельном случае сами по себе и ненарушимо определяют поведение человека. Ибо при таком предположении у нас нет никакого побуждения и совсем никакого основания, почему нам пришло бы на ум спрашивать о законе, который ограничивал бы наше хотение и которому мы должны были бы его подчинить, не говоря уже об изысканиях и умствованиях по поводу такого закона, посредством чего только и было бы для нас возможно напасть на странный ход мысли вышеприведенной рефлексии. При этом безразлично, какую степень отчетливости признать за кантовским рефлективным процессом, хотя бы мы, например, хотели низвести его до смутно лишь чувствуемого соображения; никакая разница в этом отношении не подрывает основных истин, что из ничего ничто не получается и что действие требует для себя причины. Моральный импульс, как всякий движущий волю мотив, непременно должен сам себя возвещать; поэтому он должен быть положительно действующим, т. е. реальным; а так как для человека реальностью обладает лишь эмпирическое или, по крайней мере, предполагаемое в качестве возможной эмпирической наличности, то моральный импульс на самом деле должен быть эмпирическим и в виде такового возвещать себя, являться к нам по собственному почину, не ожидая наших поисков его, сам собою навязываться нам, притом так властно, чтобы он в состоянии был, по крайней мере, в возможности преодолевать противодействующие эгоистические мотивы при всей их огромной силе. Ибо мораль имеет дело с действительным поведением человека, а не с априорным построением карточных домиков, результаты которого никого не заинтересуют среди настоятельных житейских забот, так что действие этих результатов перед напором страстей можно сравнить с действием клистирной струи при пожаре. Как я упоминал уже выше, Кант видит большую заслугу своего морального закона в том, что он основан исключительно на абстрактных, чистых понятиях a priori, т. е. на чистом разуме, благодаря чему он имеет силу не только для людей, но и для всех разумных существ как таковых. Тем больше приходится жалеть, что, по крайней мере, людей чистые, абстрактные понятия a priori без реального содержания и без какой бы то ни было эмпирической основы никогда не могут привести в действие; о других разумных существах я не могу судить. Поэтому второй недостаток кантовской основы моральности – отсутствие реального содержания. Недостаток этот до сих пор не был замечен, так как в ясно описанном выше подлинном фундаменте кантовской морали отдавали себе основательный отчет, вероятно, лишь крайне немногие из тех, кто его прославлял и пропагандировал. Итак, второй недостаток заключается в совершенном отсутствии реальности, а потому и действенности. Фундамент этот висит в воздухе, как паутина отвлеченнейших, самых бедных по содержанию понятий, ни на что не опирается и потому ничего не может поддерживать, ничего приводить в движение. А между тем Кант возложил на него бесконечно тяжелый груз, а именно – предпосылку о свободе воли. Несмотря на свое неоднократно высказанное убеждение, что в поступках человека, безусловно, не может быть речи о свободе, что теоретически ее нельзя усмотреть даже в возможности («Критика практического разума», с. 168; R., с. 223[228], что если бы было дано точное знание характера человека и всех действующих на него мотивов, то поведение его можно было бы вычислить с такой же уверенностью и точностью, как лунное затмение (там же, с. 177; R., с. 230)[229], несмотря на это, Кант все-таки просто в кредит для своего висящего в воздухе фундамента морали признает свободу, хотя лишь идеально и в качестве постулата, а именно в знаменитом выводе: «Ты можешь, ибо ты должен»[230]. Но раз ясно признано, что какая-либо вещь не существует и не может существовать, то что тут могут сделать всякие постулаты? В таком случае надлежало бы скорее отбросить то, на чем основывается постулат, отбросить как невозможное предположение, по правилу: «А non posse ad non esse valet consequentia»[231] – и с помощью апагогического доказательства[232], которое, таким образом, нанесло бы тут смертельный удар категорическому императиву. Вместо того, однако, здесь на одном ложном ученье возводится другое.