О таком не говорят

Врач-узист видела все: голову, размеры которой опережали развитие тела на десять недель, асимметрию конечностей, глаза, которые не закрывались, – но ей было запрещено что-либо говорить. Она внесла в карту все данные измерений, ее сжатые губы напоминали плотно стянутый шов. В конце она застенчиво улыбнулась. «Мне понравилась ваша музыка», – сказала она.

• • •

Какое-то время все говорили только о том, что сестра наверняка потеряет ребенка, говорили с горечью и обреченностью. «Прости меня, но я думаю, – обращалась она к невидимому оппоненту, стоя под душем, – что у каждого младенца должна быть попа. Считайте меня старомодной, но я твердо убеждена, что у МЛАДЕНЦА! должна быть ПОПА! несмотря НИ НА ЧТО!».

• • •

Видел дочкины ____________ на ультразвуке

Я так давно стал таким, что уже и не знаю, как быть другим. Как вообще быть

• • •

Никто из врачей, медсестер и приглашенных специалистов ни словом не обмолвился об аборте. Потому что на двадцать шестой неделе было уже поздно что-либо предпринимать? Потому что они находились в Огайо и губернатор уже давно был готов подписать страшный новый закон? Потому что больница была католической и в вестибюле стояла статуя Иисуса с ягненком на руках? Они так и не поняли. «Ты читала статью?» – спросила сестра как-то утром, и она сразу же поняла, о какой статье идет речь: женщина прилетела в Лас-Вегас за сотни миль, с боем пробилась сквозь бурлящую толпу протестующих и все же легла на операционный стол за пуленепробиваемым стеклом толщиной в шесть дюймов. «Я все думаю о протестующих, – сказала сестра. – Как они вопили, брызжа слюной. И никто из них не знал».

• • •

«Я тебя отвезу, – в отчаянии проговорила она. – Я тебя отвезу. Я сделаю все, что захочешь. Только скажи». Сестра уныло кивнула. Им обеим представилась осуществимая пустыня, проносящаяся за окном, шалфей, и песок, и лиловые горы на горизонте – конечно, они никогда не бывали в Неваде, только видели фильм «Шоугёлз», – они обе знали, что поездка будет небезопасной, они обе знали, что родители навсегда перестанут с ними разговаривать.

• • •

Ей вспомнилась давняя поездка в Норвегию, когда как-то утром по дороге на рынок она услышала тонкий, высокий, напряженный звук, похожий на звон желтой нити, туго натянутой между пальцами. Звук бил по нервам, но не отдавался в зубах, а саднил где-то в затылке, и сразу было понятно, что это что-то религиозное. Это была песня против абортов в исполнении женщины в длинной марлевой юбке. Рядом с нею топтался мужчина в белом воротничке, с бубном в руках. Позади них стояли в обнимку два рыжеволосых веснушчатых парня с синдромом Дауна и прижимались друг к другу щеками.

О боже, подумала она тогда. Как только наши пролайферы сообразят, что можно бить в бубен, это будет конец.

• • •

«На вашем месте, – сказала сестре одна из сотрудниц социальной службы, – я сходила бы на пробежку и посмотрела бы, что потом произойдет». Они изумленно уставились на нее. Но ведь это небезопасно? Или во времени случился какой-то сбой и они оказались в Ирландии пятидесятых? И что будет дальше? Кто-нибудь посоветует верное средство: выпить бутылку джина, лежа в горячей ванне?

• • •

Она опасалась не только за жизнь сестры, но и за ее оригинальность. Сестра так любила «Звездные войны», что пошла к алтарю под «Имперский марш». И вот этот порыв идти к алтарю под «Имперский марш» – который сам по себе был квинтэссенцией воли к жизни, той самой мелодией, что мы тихонечко напеваем в кромешной тьме, – сохранится ли он, когда все завершится так или иначе?

• • •

Она замолчала в портале; она знала, как это бывает. Когда скролишь ленту, ты упорно отводишь глаза от девиц, не умеющих красить губы строго по контуру, от тех, кто явно впадает в маниакальность, от сексуально озабоченных идиотов обоего пола, от доминатрикс, не имеющих ни малейшего представления о настоящих садистских практиках, от обнаженки, набравшей всего восемь лайков, от селфи с брызгами зубной пасты на зеркале в ванной, от картофельных салатов несъедобного вида, от журналистов, лепящих ошибки в прямом эфире, от проявлений животной слабости, заставляющей нас увеличивать расстояние между стаей и теми, кто от стаи отбился. Но чаще всего и упорнее всего ты отводишь глаза от людей, обезумевших в своем горе, чьи рты разверзаются, как пещеры с древними наскальными изображениями в глубине.

• • •

Если она всегда была очень смешной, и смешного здесь не было ничего, то как ей теперь быть?

• • •