Рассчитывая на правительство Блюма, рабочие хотели добиться осуществления широких требований в слишком короткий срок. Забастовки на некоторое время парализовали промышленность Франции. Блюм допустил также большую ошибку, установив 40-часовую рабочую неделю в то время, когда Франция нуждалась в максимальном расширении производства для ответа на германскую угрозу и итальянские провокации. Отношения между крупными предпринимателями и рабочим классом все более обострялись. В воздухе пахло гражданской войной. Германия и Италия спешили использовать ситуацию и осуществить программу экспансии прежде, чем Франция вновь наладит нормальную жизнь. Тревожное положение внутри и утечка золота из страны, объяснявшаяся усиленным вывозом капиталов, чрезвычайно ослабляли позицию Блюма, несмотря на то, что за ним было парламентское большинство. При таких условиях Франции трудно было вести твердую внешнюю политику, и она все больше попадала в зависимость от Англии.
Обострение вражды между правыми и левыми повлекло за собой тяжелые последствия. В парламенте положение было неустойчивое, так как политики переходили из одной группировки в другую, стараясь обеспечить большинство то правым, то левым. Видные деятели публично оскорбляли друг друга; в кафе дело доходило до потасовок; даже на файв-о-клоках в дамских гостиных температура поднималась до точки кипения. В трусливых душонках промышленников, банкиров, клерикалов и чиновников снова проснулся старый страх перед простонародьем. Противоречия и ненависть были так глубоки, что в последние дни независимости Франции, перед самым перемирием с Германией, в Бордо раздавались голоса: «Лучше Гитлер, чем Блюм». До самого конца находились люди, которые, подобно Вейгану, ничего так не боялись, как народного восстания, возглавленного коммунистами. Они предпочитали принять германские условия. Когда Франция была уже на волосок от поражения, полиция продолжала охотиться за коммунистами и сочувствующими им, тогда как год назад она не принимала никаких мер против сторонников фашизма, подтачивавших моральное состояние общества.
Блюм должен был уйти в отставку, главным образом, из-за враждебной позиции сената. Власть перешла к радикал-социалистам, которые порвали с Народным фронтом. Лидером радикал-социалистов был Эдуард Даладье. Если бы Даладье был сильным человеком, он мог бы создать национальное правительство и во-время объединить страну. Но ему было далеко до Наполеона. Кто-то про него сказал, что у него голова быка с глазами коровы. Даладье стал министром национальной обороны и слугою французского генерального штаба. Он полностью солидаризировался со взглядами армейской верхушки. Какие бы сомнения ни возникали у французов, когда они слышали о формируемых немцами мощных механизированных дивизиях, их всегда успокаивали магическим заклинанием: «Линия Мажино!»
Вера в линию Мажино поощряла Францию к пассивности как в области дипломатии, так и в области военной стратегии. Такая политика была гибельной перед лицом гитлеровской энергии и гитлеровских притязаний. Первым указанием на то, что Франция решила проводить тактику «отсиживания» за линией Мажино, был ее образ действий в 1936 году: Германия ввела войска в ремилитаризованную Рейнскую область, а Франция, если не считать усиления крепостных гарнизонов, сохранила полную пассивность.
С этого момента союзникам Франции — Чехословакии, Югославии и Польше — стало ясно, что в случае внезапного нападения Германии надежды на помощь мало. Германия построила линию Зигфрида, и Франция была лишена возможности оказать действенную помощь своим союзникам в Европе. Франция перестала быть первокласной державой. Кэ д'Орсэ и правительство прекрасно понимали, какое значение будет иметь ремилитаризация Рейнской области. Почему же Франция не реагировала более энергично? Гитлер по обыкновению удачно выбрал момент. Через два месяца во Франции должны были состояться парламентские выборы. Альбер Сарро был главой промежуточного правительства, а Фланден — министром иностранных дел. Когда они убедились, что английское правительство не склонно обещать Франции помощь, они решили не предпринимать никаких шагов. С тех пор Гитлер больше не оглядывался по сторонам. Если бы Франция была достаточно независимой от Лондона, она почти наверняка могла бы остановить германские дивизии и пресечь германскую политику экспансии. Англии так или иначе пришлось бы поддержать Францию. Но Франция не была готова итти на риск.
С этого момента во Франции начало расти влияние изоляционистов — Боннэ, Фландена, Лаваля и им подобных, а когда в июне 1936 года к власти пришло правительство Народного фронта, изоляционисты стали интриговать за его спиной. Франция, словно старая черепаха, втянула голову в панцырь — спряталась за линией Мажино. Германия получила свободу рук в остальной Европе, а Италия стала ухаживать за Югославией; Чехословакия, а затем и Польша подпали под власть Германии. В заключение Германия, выбрав удачный момент, направила удар против Франции.