О тех, кто предал Францию

Для него самая мысль о существовании министра иностранных дел правительства Народного фронта, даже такого слабого, как Дельбос, была невыносимой.

За исключением эпизода с Марокко 1937 год прошел без всяких сенсаций для французской иностранной политики. Война нервов, с маленькими острыми ежедневными уколами, шла своим ходом. Гитлер ждал окончания испанской войны или, по крайней мере, решительной победы Франко как прелюдии к своему окончательному торжеству. Но неожиданно героическая защита Мадрида привела к тому, что борьба в Испании затянулась дольше, чем это предвидели державы оси. Два месяца тому назад желанный исход казался уже так близок, а теперь не видно было конца войне.

Главной мишенью атак правых в следующем году были Народный фронт и франко-советский пакт о ненападении.

Стратегия французских реакционеров заключалась в том, чтобы разбить коалицию социалистов с радикал-социалистами, а затем отделить социалистов от коммунистов.

Правые в этот период считали еще преждевременным создание «национального правительства» во главе с Думергом и Лавалем. Время еще не созрело для выставления на показ перед французским народом таких людей, как Лаваль. Появление дискредитированных, обесчещенных и презираемых людей перед судом общества укрепило бы все более распадающийся Народный фронт. Вместо этого правые предпочитали сначала провести «чистый» радикал-социалистский кабинет.

Подобное правительство, порвав с социалистами, стало бы зависеть от поддержки правых и сделалось бы их пленником, в то же время являя видимость левого кабинета.

Этим и объясняется перемена отношения реакционных групп к Даладье и Шотану, которых всего год тому назад правая пресса величала убийцами и предателями.

В самом начале 1937 года начался второй отлив капиталов из страны. На этот раз он принял скандальные размеры: миллиард франков в день.

Столкнувшись с такой жестокой атакой «200 семейств», правительство Блюма должно было выбирать между контратакой и умиротворением. В первом случае пришлось бы вступить на путь принятия закона против «бегства капиталов». Такие мероприятия наэлектризовали бы страну; они могли бы пробудить силы национального фронта от летаргического сна и собрать их снова вокруг правительства. Контроль биржи — иными словами, запрещение покупки и продажи иностранной валюты без правительственного разрешения — был бы основным моментом такого законодательства. В более молодые годы Блюм отстаивал такие мероприятия. Но сейчас, под давлением высших французских финансовых кругов и лондонского Сити, он избрал путь умиротворения. В феврале 1937 года он объявил с трибуны парламента о необходимости «паузы» — передышки. Никаких новых социальных или финансовых законов! Никаких расширений бюджета! В этой части осуществление программы Народного фронта должно было быть отложено до лучших времен.

Надежды правительства Блюма сосредоточивались в это время на Парижской международной выставке, которая должна была открыться в мае. В начале марта один министр объяснял мне, что парижская выставка поможет правительству пережить начавшийся 1937 год без особых затруднений. Ожидалось огромное количество посетителей — это означало бы не только большой прилив золота, но и повышение национального престижа Франции за границей. Национал-социалистская агентура в Европе и Америке изображала на страницах своих газет Францию Народного фронта как страну, идущую к гибели, погрязшую в беспорядке, внутренних разногласиях и хаосе. Выставка покажет иностранцам картину упорядоченной и спокойной Франции. Париж, — заключил он, — снова займет свое доминирующее культурное положение в Европе.

Но прежде чем открылась выставка, правительству Блюма пришлось столкнуться с «инцидентом в Клиши». В Клиши, промышленном предместьи Парижа, управляемом социалистическим мэром, толпа народа устроила контрдемонстрацию против собрания «Боевых крестов», которое было разрешено министром внутренних дел. Полиция, охранявшая собрание, открыла огонь по рабочим, убив шесть человек и ранив несколько сот. В списке жертв оказался Андре Блюмель, личный секретарь премьера, который помчался в Клиши, как только услышал о беспорядках. Блюм и Дормуа посетили место инцидента позднее — по возвращении с какого-то гала-концерта.

Расследование обнаружило, что не было никакого основания открывать огонь по демонстрации, которая проходила вполне организованно. Расстрел был явно преднамеренным шагом, имевшим целью создать новые и серьезные затруднения для правительства Блюма. Парижская левая печать требовала сурового наказания виновных. В речи, произнесенной в палате, Блюм гарантировал «самое тщательное и беспощадное расследование». Но результаты следствия так и не были нигде оглашены. .

Незаконченная, со многими еще не достроенными павильонами, парижская выставка официально открылась в мае. Она производила незабываемое впечатление.