О Тех, Кто Всегда Рядом!

А Туату ярится, ее щелканье становится громким, негодующим, она опускается к земле, шлепает несколько раз по ней раскрытой ладонью и опять выдает длиннющую руладу — должно быть, ругается по матери! Она по сравнению с громилами в черном выглядит маленькой и хрупкой, но они ей внимают и не выказывают ни малейшего противоречия за исключением нежеланием пустить нас на землю кладбища Кочевников.

Я скован ожиданием и непониманием, никак не соображу — что мне-то делать? Хлопаю глазами и удивляюсь — почему у кровососов Анку ко мне нет никаких вопросов? Неужели я для них такая мелкая вошь, о которой не стоит даже упоминать в серьезном разговоре? Обидно.

Пока я так рассуждаю, обстановка резко меняется: на том месте, где стояла Хине-Тепу, вдруг словно раскрывается огромный цветок! Сразу во все стороны летят какие-то не то широкие ленты, не то цветастые полотна — в темноте видны разные оттенки серого, окутывающие тела черных Анку, возражающих Сиде. Только в самой середине, там, где должно быть тело Туату, словно кто-то зажег яркий огонек — он блестит, выхватывая из темноты рожи мерзких кровососов. Она начинает кружится, как это делают наши, человеческие, девки на весенних праздниках. Только делает это гораздо быстрее — может быть, в сто раз быстрее, превращается в какой-то вертящийся волчок с неразличимыми формами, Анку мгновенно прилипают к ней, притянутые лентами, движение прекращается, они все замирают в невиданной композиции — ни дать, ни взять уродливые шмели вокруг плотоядного цветка! Я заворожен зрелищем, и пусть меня проклянут Святые Духи, если я хоть самую чуточку понимаю, что там происходит!

Из самой середины этого нагромождения тел вдруг выплескивается тугой и толстой струей темная жидкость. Она была бы похожа на кровь — такая же густая и непрозрачная, если бы была красной, но я готов поклясться — она черная!

Все происходит в мрачной тишине, я даже слышу сонный кашель какого-то болезного горожанина неподалеку, и это несоответствие между полнейшим безмолвием и бешенным движением кажется мне особенно непостижимым. Сладковато-приторный запах смешавшегося тления, пыли и почему-то грибов становится навязчивым, проникает в разум, застилает глаза туманной пеленой и едва не вызывает рвоту, но я проглатываю сухой ком, образовавшийся в горле, часто моргаю и наваждение отпускает — я снова могу видеть.

Пока передо мной разворачивается это непотребство, из темноты выныривают еще четверо Анку и бросаются к Хине-Тепу! Двое повисают на встретивших их лентах, но двое оставшихся ловко опрокидывают это нагромождение тел на заваленную мусором землю. И сразу еще двое сваливаются в драку буквально сверху!

— О-дон! — хрипит кровососка из-под груды тел, — Беги!

Не убей я Клиодну, я бы непременно побежал, а, может быть даже и в штаны бы наделал, но теперь во мне просыпается настоящее бешенство, которое я никак не контролирую! Это бешенство наливает мои руки и ноги небывалой мощью, они буквально дрожат от распирающей их силы! Но разум почему-то холоден, отрешен и готов к действию. Я выхватываю из-под плаща свой тесак, немного путаясь в веревке, не желающей сниматься с рукояти, скачу по мусорным горам в сторону образовавшейся кучи-малы.

Вот из сплетения тряпок, конечностей и башмаков показывается морда Анку в боевой ипостаси: клыки длиной в мой мизинец, глаза налиты зеленым и тотчас поперек его морды, разрубая ее почти пополам, врубается мой серебристый клинок! В разные стороны летят зубы, осколки кости, череп чудовища будто собирается загореться изнутри, но разом опадает, превращаясь в серую труху. А я машу своим тесаком по сторонам, совершенно не боясь убить Сиду — для ее смерти нужен еще солнечный свет, а его-то как раз и нет, поэтому куда бы я не ударил — каждый взмах будет смертельным для Анку и почти безвреден для Туату.

Хине-Тепу видимо понимает, что я пришел ей на помощь, потому что теперь она не пытается сама убить чужих Анку, но просто удерживает их от того, чтобы они не набросились на меня. Они становятся похожими на свору бешенных собак, рвущихся с поводков, но я почему-то уверен, что хоть и не смогла Сида их всех убить — их оказалось слишком много, но удержать их всех ей вполне по силам.

И я с утроенной резвостью начинаю размахивать своим чудо-оружием, уничтожая ненавистных людям вестников смерти, я мщу за своих предков и еще не рожденных детей и каждый удар, пришедшийся в оскаленную морду, придает мне новые силы, я начинаю казаться себе непобедимым! Изнутри накатывает какая-то необъяснимая волна, я чувствую, что в этот миг готов покончить вообще со всеми Анку в этом мире, но они внезапно заканчиваются, а до сознания доносится голос Туату:

— Хватит, хватит, хватит, человек!

Она лежит передо мною и в каждой ее руке покоится нечто, сильно смахивающее на огромную высушенную летучую мышь.

— Их оказалось слишком много, — говорит Хине-Тепу. — С шестью я бы справилась, но десять — очень много.