О текущем моменте №2(50), 2006г.

— Юрий Николаевич, не кажется ли вам, что между мартом и июнем в Сталине и произошла решающая метаморфоза? Еще не высохли чернила на новой Конституции, как она уже грубейшим образом нарушена: в апреле 1937 года при Совнаркоме СССР созданы сразу три неконституционных органа власти. Комиссия для разрешения вопросов секретного характера, ещё какая-то «хозяйственная» комиссия и Комитет обороны СССР вместо упраздненного Совета по труду и обороне. Во всех трёх случаях одни и те же имена: Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Ежов, иногда «разбавленные» ещё двумя-тремя: Микоян, Чубарь Была «пятёрка», стала «семёрка», но не в этом суть. Суть в том, что, отрицая партию, сталинская группа именно через партию узурпировала власть. Вы с этим согласны?

— Конечно. Борьба вступила в последнюю стадию, и то, что произошло в апреле, по всем классическим канонам определяется как дворцовый переворот. «Центристская группа» прекрасно отдавала себе отчёт в том, что, если упустит инициативу, ближайший Пленум ЦК может её просто смести. Закрепившись в центральных органах партии и государства, она сама развернула чистку и перетряску высшего партийного аппарата. Но было бы ошибкой думать, что в «широком руководстве» у сталинистов были одни враги. Кстати, быть сталинистом означало в то время быть сторонником «нового курса», и только в среде высшей партократии [228] это слово звучало с явно негативным оттенком. Хочу остановиться ещё на одной фигуреѕ но тут вы, наверное, подпрыгнете на стуле. Но когда-то и я предположить бы не мог, что прокурор СССР Андрей Януарьевич Вышинский был человеком либеральных взглядов.

— Уже и Вышинский либерал?! Да не таким ли людям слово «сталинист» и обязано своим нарицательным смыслом?

— А вы прочитайте протоколы Политбюро тех лет, там есть чему изумиться. В 1935 году, едва став прокурором, Вышинский потребовал пересмотра решения о высылке из Ленинграда так называемых «социально чуждых элементов». После убийства Кирова НКВД [229] «очистил» город от бывших дворян, сенаторов, генералов, интеллигенции — почти 12 тысяч человек были лишены политических и гражданских прав, многие осуждены по надуманным обвинениям. Политбюро, где тон задавала «пятёрка» [230], поддержало протест прокурора. Большинство лишенцев смогли вернуться в Ленинград, с них сняли судимости и обвинения, восстановили в избирательных правах, отдали невыплаченные пенсии. 1936 год: Вышинский добивается отмены судебных приговоров по закону от 7 августа 1932 года — так называемому закону «о трёх колосках», от которого пострадал целый миллион крестьян! За совершенно ерундовое хищение социалистической собственности. Теперь этот миллион крестьян тоже мог участвовать в первых выборах в Верховный Совет. 1937 год: прокурор СССР настоял на пересмотре дел инженеров и техников угольной промышленности и потребовал реабилитации всех, кто проходил по «делу о Промпартии». Тем и другим вернули ордена, звания и, само собой, право избирать и быть избранными [231]. Ну как может серьёзный историк, читая всё это подряд, не прийти к совершенно однозначному выводу, что периоду массовых репрессий предшествовал период либерализации, пусть вынужденной, оправданной борьбой за власть? И тогда уже задаться точным вопросом: что же помешало продолжению этого курса, какая катастрофа его оборвала?

— Верно ли я уловил вашу концепцию: чтобы обеспечить торжество начатой политической реформы, Сталин решил стать «диктатором на час»?

— Было ли подобное намерение у Сталина, можно только гадать. Уже шестьдесят пять лет историки мечтают увидеть одно следственное дело, которое спрятано теперь в архиве ФСБ, потому что в нём — ключ к пониманию того, что произошло между мартом и июнем 1937 года. Однако добраться до него невозможно.

— Дело «Клубок»?

— А вы откуда знаете?

— Я — из вашей книги «Тайны Кремля», из ваших статей. А вот откуда узнали вы, раз это такая архивная тайна?