О том, как жена захотела изменить своему мужу

Я бродила, вдыхала аромат цветов и трогала их нежные листочки. Наедине с природой, без людского общения было легко и покойно. Как будто я попала в оазис из другого мира — так необыкновенно все это смотрелось.

Как и рояль в самом углу оранжереи.

Сверху — открытая форточка, почти у самого потолка. Стеклянная, с необычным узором, она открывала ночное небо и мелькающую между облаками луну. И полностью прозрачная стена в сад.

Мне захотелось поиграть. Не то, чтобы я хорошо умела, но ведь и слушателей нет. Поэтому я смело подошла к инструменту и открыла крышку.

Ощущение вседозволенности — что я могу выплеснуть наружу то, что меня гложет, и о чем мечтаю, овладело мной. Я вспомнила песню, которую сочинила еще до замужества, и легонько напела ее:

Иногда в ночи

Ясный призрачный свет

Для меня звучит

Как нотный букет.

Он зовет меня

Туда, в светлую даль.

Он волнует меня,

Мешает ночью спать.

Дальше должны были идти вариации на проигрыш, но я не помнила, как там нужно играть, поэтому просто помурлыкала на «А-а-а».

Мне казалось, что я растворяюсь в этой нехитрой мелодии, а луна, так вовремя выглянувшая из-за тучки, одобрительно сияет мне.

— У тебя приятный голос.

Аккорд оборвался, а я замерла. Крышка рояля ловила легкие блики луны, и в ее гладком отражении я не видела говорящего. Но тембр, пусть и негромкий, определенно был знакомы и поднимал неясные трепыхания в душе.

— Почему ты играешь в темноте?

— Не включайте свет, — немного поспешно ответила я и все-таки обернулась.

Он стоял в чуть мерцающей зелени, и лунная дорожка освещала его лицо. Слишком красивое. А фигура! Нереально встретить такого на улице.

Олег все-таки качок, и сильно уступает в пластичности и легкости движений. Я выдохнула: и во всем другом тоже уступает…

— Что это за песня?

— Моя старая… — почему-то я засмущалась, и говорить об этом расхотелось.

Не для него я играла, а для себя и луны.

— Красиво, — опять похвалил меня мужчина и подошел ближе.

— Ничего не красиво, — возразила я, — всего-то пару аккордов помню. Но иногда мне нравится играть, это как способ раскрыть свою душу, вылить из нее то, что накопилось.

— И стихи красивые, — продолжал мужчина.

— Хватит! Перестаньте! Вы меня смущаете! — я отмахнулась и привстала с табуретки, — Вы наверняка лучше меня играете. Рояль ваш?

— Мой. Только мы договаривались на ты.

Я почувствовала, как кровь прилила к щекам. Некоторое время собиралась с мыслями, а потом все-таки попросила:

— Тогда сыграй, пожалуйста.

Он слегка улыбнулся и сел на табуретку.

Мне стало очень любопытно, что такое может сыграть этот идеальный мужчина?

Я встала за левым плечом, спросила:

— Свет включить?

— Не надо.

Полилась мелодия. Краси-ивая. Бешеные аккорды сменяли друг друга и рвались лавиной переживаний прямо в душу.

Меня охватили эмоции, забытые и неоправдавшиеся ожидания, мечты, сны и многое другое.

Вот я стою в восторге и понимаю, что мне выпало огромное счастье стать матерью, и уже не важно, кто отец ребенка. Или вот я с упоением люблю Марка (в этот момент почему-то стираются все лицемерные условности, и я осознаю, что влюбилась до чертиков и, кажется, до гробовой доски). Или вот теперь я мечтаю стать художницей, долгими ночами, пока малышка спит (почему, кстати, малышка?!!!) рисую натюрморты, делаю эскизы, занимаюсь творчеством, и открываю свою выставку!

Последний аккорд оставил меня на впечатлении от выставки и подаренных цветов, и я выдохнула.

Музыка прекратилась, а я все еще стояла там, в зале, с приветственным огромным букетом алых роз.

— Лиза… — негромкий голос Марка вызвал море мурашек, и я невольно очнулась.

— Да… Что вы хотели?

Он посмотрел на меня долгим взглядом, и в полумраке это выглядело очень интимно. И тут до меня дошло: я говорила ему «Ты».

Интимное, очень личное «ты».

Он повернулся на крутящемся табурете и, быстро приобняв за талию, притянул к себе. Его голова оставалась на уровне живота, и это было так близко… Так непривычно, что я задохнулась от смущения.

Но мужчина лишь улыбнулся и прошептал:

— Хочу, чтобы ты перестала мне выкать. Раздражает. Не такой я и старый.

— Совсем не старый, — быстро повторила я, и чуть не утонула в блестящих коричневых глазах.

Бездна эмоций кружились на дне и втягивала меня внутрь. Сколько мы, не отрываясь, смотрели друг на друга — не знаю.

Марк первым отвел глаза.

Встал и отошел к залитому лунным светом окну. Все очарование разом улетучилось, и его место занял стыд.

Он меня не поцеловал. Находился рядом, держал так близко и не поцеловал.

Я чуть не разревелась от обиды. Только близость Марка удержала от того, чтобы не растечься в жалости к самой себе.

Мужчина резко повернулся и спросил:

— Ты хорошо спала?

Я промолчала. Почему-то вспомнился нереальный сон, где мы вместе едем в институт, и стало еще обиднее. Мне такие сны снятся, а он…

— С тех пор, как ты здесь, я замечательно сплю. А сегодня мне снилась ты, — он взял меня за руку и подвел к окну, — Мне снилась такая глупость: будто мы счастливы.