О трагическом чувстве жизни

Блаженное видение это любовное созерцание, в котором душа растворяется в Боге и как бы теряется в Нем, или происходит как бы ее самоуничтожение или самоотречение, распространяющееся на весь наш природный способ чувствования. И отсюда - это чувство, которое мы часто испытываем и которое не раз выражалось сатирически не без дерзости и, наверное, нечестиво, п высказываниях о том, что небеса вечной славы это обитель печной скуки. Ведь в противном случае нам пришлось бы презирать эти чувства, хотя они так спонтанны и естественны, или стремиться к их дискредитации.

Конечно, так думают те, кто не отдает себе отчета в том, что высшая радость для человека - в обретении и обогащении сознания. Это не обязательно радость обладания знанием, но и радость самого процесса познания. Когда мы знаем что-либо, мы имеем тенденцию забывать, так что наше познание оказывается, если можно так выразиться, бессознательным. Самая чистая человеческая радость, самое чистое человеческое наслаждение связано с актом усвоения знания, узнавания, с актом обретения знания, то есть способности различать. Отсюда вытекает уже приводившийся выше знаменитый афоризм Лессинга. Вот какой случай произошел со стариком испанцем, сопровождавшим Баска Нуньеса де Балбоа{205}. Когда, поднявшись на вершину Дарьена, они окинули взором два океана, упав на колени, он воскликнул: «Слава Тебе, Господи! Спасибо, что не дал мне умереть, не увидав такого чуда! ". Но если бы этот человек остался там надолго, то чудо вскоре перестало бы быть чудом, а тем самым и радостью. Его радостью была радость открытия, и, быть может, радость блаженного видения заключается не обязательно в созерцании высшей Истины во всей ее полноте, которого душа могла бы не выдержать, а в радости нескончаемого открытия, бесконечного постижения Истины, сопряженного с усилием, которое всегда поддерживало бы ощущение своего собственного действующего сознания.

Блаженное видение, требующее неподвижности ума, полного знания Истины, а не постепенного ее постижения, нетрудно представить себе как нечто иное, подобно нирване, оказывающееся духовной диффузией, рассеиванием энергии в недрах Бога, возвратом в бессознательное в результате отсутствия столкновений, различий, или, иначе говоря, деятельности.

Но разве не является условием, без которого немыслимо наше вечное единение с Богом, уничтожение нашего желания? Чем отличается погружение моего сознания в Бога от погружения Бога в мое сознание? Ручеек ли теряется в море или море - в ручейке? Результат один и тот же.

Нашей чувственной основой является страстное желание не утратить ощущение непрерывности своего сознания, не разорвать связь наших воспоминаний, не потерять чувства своей собственной конкретной личной идентичности, даже если мы мало-помалу погружаемся в Бога, обогащая Его. Кто в свои восемьдесят лет помнит себя восьмилетнего, хотя и сознает связь между тем, каков он теперь, и тем, каким он был тогда? И можно сказать, что для нашего чувства проблема сводится к тому, существует ли Бог, существует ли человеческая цель Вселенной. Но что значит эта цель? Ведь если всегда можно спросить о почему всякого почему, то точно так же всегда можно спросить о для чего всякого для чего. Полагая, что Бог существует, можно спросить: «Для чего существует Бог?». Для себя самого, - скажут мне. А кто-то непременно возразит: «что дает нам это сознание, кроме вывода об отсутствии сознания?». Но мы всегда приходим к выводу, сделанному еще Плотином (Энн. II, IX, 8), согласно которому, спросить, почему создан мир - это все равно, что спросить, почему существует душа. Только не почему, a δια τι, для чего.

Для того, кто занимает внешнюю, гипотетическую, объективную - иначе говоря, нечеловеческую - позицию, последнее для чего столь же недосягаемо и поистине абсурдно, как и последнее почему. Действительно, что может быть его результатом, кроме вывода о том, что никакой цели нет. Разве есть какое-нибудь логическое противоречие в том, что Вселенная не предназначена ни к какой цели - будь то цель человеческая или сверхчеловеческая? Разве противоречит разуму вывод о том, что все это не имеет никакой иной цели, кроме как существовать, просто жить и псе? Так это выглядит для того, кто занимает внешнюю позицию, но для того, кто живет, страдает и страждет внутри себя... для такого человека это вопрос жизни или смерти.