О трагическом чувстве жизни

Наше страстное желание сохранить сознание, придать личную, человеческую цель Вселенной и своему собственному существованию таково, что даже требование величайшего, мученического и отчаянного самопожертвования будет воспринято нами как должное, если только нам скажут, что сознание наше, хотя и исчезает, но только для того, чтобы обогатить бесконечное и вечное Сознание, что души наши служат пищей для Вселенской души. Да, я обогащаю Бога, ибо до моего существования Он не мыслил меня существующим, потому что я - еще одно, новое существо, хотя и среди несметного множества других существ, и будучи действительно живым, страдающим, любящим, я остаюсь в лоне Его Сознания. Эта неодолимая жажда придать цель Вселенной, наделить ее сознанием и сделать ее личностью - она-то и ведет нас к вере в Бога, к желанию, чтобы Бог существовал, одним словом, к сотворению Бога. Да, вот именно к сотворению Бога! И, мне кажется, это не должно возмутить даже самого благочестивого теиста. Ибо верить в Бога это значит в определенной мере творить Его, хотя, конечно, прежде Он творит нас. Он - тот, кто в нас постоянно творит самого себя.

Мы сотворили Бога ради того, чтобы спасти Вселенную от небытия, ведь то, что не есть сознание, и сознание вечное, сознающее свою вечность и вечно сознающее, есть не более, чем кажимость, тень бытия. Поистине реально только то, что чувствует, страдает, сострадает, любит и желает, то есть сознание; субстанциально только сознание. И Бог нам нужен для того, чтобы сохранить сознание; не для того, чтобы познать существование, а для того, чтобы пережить его; не для того, чтобы знать, как и почему оно существует, но чтобы почувствовать, для чего оно существует. Если Бога нет, то любовь - бессмысленна.

А теперь давайте рассмотрим наше понимание Бога, идею Бога логического, или Высшего Разума, и идею Бога биотического, или сердечного, то есть Высшей Любви.

VIII. От Бога к Богу

Я полагаю, мы не погрешим против истины, если скажем, что религиозное чувство это ощущение божественного, и без насилия над обычным человеческим языком, невозможно говорить об атеистической религии. Хотя, конечно, все будет зависеть от того, какое представление о Боге мы себе составим. А последнее, в свою очередь» зависит от нашего представления о божественном.

Нам действительно целесообразнее будет начать с чувства божественного, прежде чем мы напишем название этого качества с большой буквы, четко выразим его значение и превратим его в Божество, то есть в Бога. Ведь человек скорее через божественное пришел к Богу, чем вывел божественное из Бога.

В ходе этих несколько сбивчивых и вместе с тем настойчивых размышлений о трагическом чувстве жизни я уже напомнил вам timor fecit deos Естация{181}, попытавшись уточнить и скорректировать его смысл. И нет нужды еще раз описывать исторический процесс, в ходе которого народы пришли к христианскому чувству и понятию личного Бога. Я говорю о народах, а не об отдельных индивидах потому, что если существуют какие-то коллективные, социальные чувство и понятие, так это чувство и понятие Бога, хотя впоследствии индивид индивидуализирует их. Философия может иметь и фактически имеет индивидуальное происхождение; но теология всегда с необходимостью коллективна.

Доктрина Шлейермахера, которая считает источником, или вернее, сущностью религиозного чувства простое и непосредственное чувство зависимости, является, по-видимому, наиболее глубоким и точным объяснением. Примитивный человек живет в обществе и чувствует себя зависимым от таинственных сил, незримо окружающих его, он живет в некой социальной общности, включающей в себя не только ему подобных, других людей, но и всю живую и неживую Природу, а это значит, что он персонифицирует все. Он не только имеет сознание мира, но и воображает, что мир тоже, как и он, имеет сознание. Подобно ребенку, который разговаривает со своей собакой или с куклой, как будто они его понимают, дикарь верит, что его фетиш прислушается к тому, что он ему говорит, а грозовая туча думает о нем и гонится за ним. Дело в том, что дух природного, примитивного человека еще не отделяется от Природы и не проводит границы между сном и бодрствованием, между реальностью и фантазией.

Таким образом, божественное не было чем-то объективным, напротив, оно было субъективностью сознания, спроектированной вовне, персонализацией мира. Понятие о божественном возникло из чувства божественного, а чувство божественного это не что иное, как смутное и зарождающееся чувство личности, выплеснутое вовне. Строго говоря, нельзя говорить о различии внешнего и внутреннего, объективного и субъективного по отношению к чувству божественного. Пока имеет место чувство божественного, различие это не осознается. Чем отчетливей сознание различия между объективным и субъективным, тем менее отчетливо в нас чувство божественного.