О трагическом чувстве жизни

Уже было сказано, и, по-видимому, вполне справедливо, что эллинское язычество является скорее политеистическим, чем пантеистическим. Неизвестно, как могла бы прийти человеку в голову вера в многочисленных богов, если иметь в виду понятие Бога в современном его понимании. Если же под пантеизмом подразумевать не доктрину, согласно которой все в целом и каждая вещь в отдельности есть Бог - что и было бы, на мой взгляд, его точным определением, - а доктрину, согласно которой все является божественным, то без особых натяжек можно сказать, что язычество было пантеистическим. Боги не только существовали среди людей, но и смешивались с людьми; боги имели потомство от смертных женщин, а от смертных мужчин у богинь рождались полубоги. А если существовали полубоги, или, иначе говоря, полулюди, то только потому, что божественное и человеческое были ликами одной и той же реальности. Обожествление всего было не чем иным, как его очеловечением. Сказать, что Солнце было богом, это все равно, что сказать, что оно было человеком, человеческим сознанием, более или менее возвеличенным и возвышенным. И это остается в силе, начиная с фетишизма и кончая эллинским язычеством. Различие между богами и людьми сводилось по сути дела к тому, что боги были бессмертны. Богом становился бессмертный человек, и обожествлять человека, почитать его как Бога, значило считать, что когда он умрет, то на самом деле он не будет мертвым. Считалось» что некоторые герои живыми побывали в царстве мертвых. И это имеет важнейшее значение для определения понятия божественного.

В этих государствах богов всегда имелся один какой-нибудь главный бог, какой-нибудь истинный монарх. Божественная монархия была тем, что через монокультизм привело народы к монотеизму. Отсюда родство между монархией и монотеизмом. Зевс, Юпитер, шел по пути превращения в единственного бога, подобно тому, как в единственного бога сначала Израиля, затем человечества и наконец Вселенной превратился Яхве, который первоначально был лишь одним из многочисленных богов.

Как и монархия, монотеизм имел военное происхождение. «Именно в военном походе и во время войны, - говорит Робертсон Смит{182} (The prophets of Israel, lect I), - кочевой народ испытывает настоятельную потребность в централизованной власти, поэтому в самом начале национальной организации вокруг ковчега завета Израиль считал себя воинством Иеговы. Само имя Израиль является воинственным и означает борец с Богом, и Иегова в Ветхом Завете это Iahwe Zebahat, Иегозавад, начальствовавший войсками Израиля. Именно на поле брани наиболее явственно ощущалось присутствие Иеговы; но у примитивных наций вождь военного времени является также судьей в мирное время».

Таким образом Бог, Бог единый, возник из чувства божественного в человеке как Бог военный, монархический и социальный. Он открылся народу, а не каждому индивиду в отдельности. Он был Богом народа и ревниво требовал от него поклонения только ему одному, и от этого монокультизма иудеи перешли к монотеизму, в значительной мере благодаря индивидуальной, может быть скорее философской, нежели теологической, деятельности пророков. Действительно, индивидуальная деятельность пророков и была тем, что индивидуализировало это божество, а главное сделало его этическим. Впоследствии этим Богом, возникшим в человеческом сознании из чувства божественного, овладевает разум, то есть философия, и пытается определить его, превратить в идею. Ведь определить что-либо значит идеализировать, а для этого надо отвлечься от его неизмеримой, то есть иррациональной, составляющей, от его витальной основы. И Бог чувственный, Божество, ощущаемое как личность, как некое уникальное сознание, находящееся вне нас и вместе с тем объемлющее и содержащее нас в себе, превращается в идею Бога.

Бог логический, рациональный, ens summum, primum movens{183}, Высшее Сущее теологической философии, тот самый Бог, к которому приходят знаменитыми тремя путями - отрицания, совершенства и причинности, viae negationis, eminentiae, causalitatis, - есть не более, чем идея Бога, то есть нечто мертвое. Традиционные и вызывавшие столько споров доказательства существования Бога являются, по сути дела, не чем иным, как тщетной попыткой определить его сущность; ибо, как очень верно заметил Вине, существование выводится из сущности; и сказать, что Бог существует, не говоря, что такое Бог и каким образом Он существует, это все равно, что не сказать ничего.