Единодушное признание - предположим, что такое возможно! - народов, или, иначе говоря, всеобщее желание всех человеческих душ, осознающих свою человечность как потребность в цели и смысле Вселенной, это желание, которое является не чем иным, как самою сущностью души, заключающейся в ее стремлении вечно пребывать в своем существовании и не прерывать непрерывность сознания, приводит нас к Богу человеческому, антропоморфическому, который, будучи проекцией нашего сознания на Универсальное Сознание, придает человеческую цель и смысл Вселенной и не является ни
«Нет никаких сомнений в том, - пишет Ричль (
Атрибуты Бога живого, Отца Христа, следует выводить из Его исторического откровения в Евангелии и в сознании каждого верующего христианина, а не из метафизических умозаключений, которые приводят только к Богу-Ничто Скота Эриугены, к Богу рациональному или пантеистическому, к Богу атеистическому, наконец, к некоему обезличенному Божеству.
Дело в том, что к Богу живому, к Богу человеческому, ведет не разум, а дорога любви и страдания. Тогда как разум скорее отделяет нас от Него. Невозможно вначале познать Его, а затем полюбить; начинать надо с любви, прежде, чем познавать, надо полюбить, пожелать Его, почувствовать голод по Богу. Познание Бога является результатом любви к Богу, и познание это почти ничего общего не имеет с рациональным познанием. Ибо Бог неопределим. Стремление определить Бога означает попытку ограничить Его в нашем уме, а следовательно убить Его. Как только мы пытаемся определить Его, в нас возникает ничто.
Идея Бога так называемой рациональной теодицеи это не более, чем гипотеза, такая же, как, к примеру, идея эфира.
Эфир же, в действительности, является не чем иным, как гипотетической сущностью, и имеет значение лишь постольку, поскольку объясняет нам то, что мы пытаемся объяснить с ее помощью: свет, электричество или универсальную гравитацию, и только в том случае, если эти факты невозможно объяснить каким-либо иным способом. Точно так же и идея Бога является гипотезой, которая имеет значение лишь постольку, поскольку она объясняет нам то, что мы пытаемся объяснить с ее помощью: существование и сущность Вселенной, и до тех пор, пока эти вещи не находят лучшего объяснения каким-нибудь иным способом. А поскольку на деле мы объясняем это с помощью этой идеи не лучше и не хуже, чем без нее, постольку идея Бога, это предельное предвосхищение основания, бьет мимо цели.
Но если эфир это не более, чем гипотеза для объяснения света, то воздух это, напротив, нечто такое, что мы непосредственно чувствуем; и даже если с его помощью мы не будем объяснять феномен звука, у нас всегда остается прямое ощущение воздуха, а главное его недостатка в моменты удушья, голода по воздуху. И точно таким же образом, уже не идея Бога, но сам Бог может стать для нас реальностью, которую мы чувствуем непосредственно, и хотя идея Бога не позволяет нам объяснить ни существование, ни сущность Вселенной, мы испытываем иногда прямое чувство Бога, особенно в минуты духовного удушья. И это чувство - заметьте, это особенно важно, ибо в этом заключается весь его трагизм и трагическое чувство всякой жизни, - является чувством голода по Богу, ощущением, что нам не хватает Бога. Верить в Бога - значит, в первую очередь, и мы еще будем говорить об этом ниже, хотеть, чтобы Бог существовал, быть не в силах жить без Него.