– Во-первых, опричник, писавший его, был не только современник! Иоанна Грознаго, но и участник в злодеяниях своего кровожадного повелителя. Раскаявшись в своих, может быть, неслыханных преступлениях, опричник уединился в пустынную обитель, где, приняв имя Харлампия, и высказал всю истину, вверив ее перу и бумаге, не боясь уже никаких последствий за свою исповедь, потому что он писал в 1614 году. Во-вторых, действительно ли был Иоанн IV тем, чем сделали его Таубе, Крузе, Гваньини, Курбский, Ульфельд и другие? Помнится, Каченовский (Каченовский не писал ни слова об Иоанне, а только поместил у себя в журнале статью Г.Арцыбышева. Ред.) и Арцыбышев взялись было оправдывать Грозного и порицать его непримиримых врагов, из которых трое носили довольно не благозвучные имена: ведь они были беглецы, изменники; но как ни ловко защищали адвокаты своего венценосного клиента, представляя убедительные доказательства своего беспристрастия и своей учености, опирающейся на факты, разработанные критикою, но это дело не получило тогда окончательного приговора наших повествователей, и оставлено впредь до рассмотрения. В-третьих, справедливо ли то обвинение, которое, переходя из века в век, из поколения в поколение, пятнает память одного из великих царей Русских – Бориса Федоровича Годунова? Обвинение, очевидно основанное на недоброжелательстве его современников, всегда почти подозрительном, и на слепом к ним доверии потомства. Прежде, нежели была написана И. Г. Р., Карамзин, стояв над могилою этого несчастного, но мудрого Государя, в Троицкой Лавре, сказал: «Что если мы клевещем на его прах?» – Потом в И. Г. Р. на первых же страницах первого тома говорит: «Историк не должен предлагать вероятностей за истину, доказываемую только ясными свидетельствами современников» – и, забыв слова, по-видимому, вырвавшиеся из глубины души его, везде делается уже строгим судьею, который только обвиняет. Я не согласен с г. профессором Устряловым, который сказал, что: «Редко злоба водила пером наших летописцев, лесть почти никогда». К сожалению, все они были…. легковерны, записывая то, что только слышали. В любом хронографе, например, вы прочитаете: «Многие же глаголяху, яко еже убиен благоверный Царевич Димитрий Иванович Углицкий повелением Московского Болярина Бориса Годунова». Глаголаху! Да мало ли что говорит народ: ему верить не возможно. Не даром гласит пословица: «Людская молва, что морская волна…». Показания современных летописей доходят до нелепости. Никоновская и Морозовская утверждают, что Борис Федорович не только был убийцею Св. Димитрия, но и отравил брата его, Феодора Иоанновича, то есть, своего благодетеля и шурина. Этого мало: они приписывают ему же и смерть Шведскаго королевича Иоанна, жениха Ксении. Несчастнаго Царя Русского, Годунова, некоторые обвиняли даже и в смерти родной сестры его, Царицы Ирины Федоровны…. После этого ясно, что мы не можем и думать о прагматической истории нашего отечества, и что сборник, о котором я заговорился, чрезвычайно был бы любопытен, по крайней мере, он не уступил бы «Сказанию Кошихина».
– Хотя Археографическая Комиссия старательно собирала из всех почти архивов письменные памятники для издания их в свет; но в некоторых хранилищах уездных городов, например, в городнических правлениях, по неизвестным обстоятельствам, осталось еще значительное количество свертков, сложенных в пирамиды, заметили мы. Конечно, для Русской истории не предвидится уже важных приобретений от этих уцелевших памятников, однако ж не лишнее было бы взглянуть оком наблюдательным в документы старых дел, быть может, забытые беспечностью и брошенные на произвол судьбы в сырые подвалы, называемые архивами. Любитель старины отечественной напрасно будет спрашивать там почтенных архивариусов снабдить его росписью и алфавитом, с помощью которых тотчас можно узнать достоинство документов…. На вопрос о них, он получит ответ в коротких словах: «Таковых-де не имеется». И вот любитель археографии находится, так сказать, в царстве бумажного хаоса, в море чернил, которыми, по времена оны, исписали разными почерками, похожими на узоры, длинные-предлинные столбцы! Без путеводителя, без всяких средств удовлетворить свое благородное любопытство, ему остается, во-первых: вооружиться стоическим терпением, и, во-вторых: читать все рукописи, находящиеся в архиве, а такая работа тяжела и убийственна, потому что из тысячи свертков, прочитанных им, едва ли окажутся десять особенно замечательных документов. Голые факты редкий как алмазы. Любители археографии это знают по опыту.
– Дедушка Аристарх, сказал Мардарий, насмешливо улыбаясь, если вы уже на старости лет такие волокиты за древностями, то не бесполезно бы было похлопотать вам около книжных шкафов наших богатых купцов, тех, которых называют старообрядцами.
– Старообрядцев, раскольников?
– Да, да.