О вечном и преходящем

Грузинский царь Парсман, узнав о том, что его вельможа ушел в пустыню и стал монахом, принял это как оскорбление, и решил силой вернуть Евагрия в мир, а преподобного Шио изгнать не только из Мгвиме, но из своего царства. В сильном гневе, вместе со своими слугами и воинами, он приехал в пустыню и потребовал, чтобы Шио явился ему для суда. Но случилось чудо: когда он увидел боголепного старца - игумена, подобного Иоанну Богослову, то страх объял его; он опустился перед преподобным Шио на колени, смиренно прося прощения и благословения. Преподобный благословил царя и пригласил его разделить с монахами трапезу. Здесь Парсман обратился к Евагрию, одетому в монашеское одеяние, и сказал: «Благо, что ты избрал служение Небесному Царю, Который даст тебе не временную, а вечную награду». Затем царь, узнав, что Шио хочет построить монастырь, обещал, что пришлет зодчих и все необходимые материалы для строительства, чтобы монахи молились за благополучие его царства. Это была трапеза мира и любви. В Грузии был обычай: ежегодно в память преподобного Шио Мгвимского устраивалась общая трапеза, за которую могли сесть только те, кто простил и примирился со своими врагами. Если человек отказывался простить врага, и примириться с обидчиком, то его изгоняли из ворот монастыря, как нарушившего заповедь преподобного.

Преподобный Шио решил воздвигнуть храм во имя Иоанна Крестителя - покровителя монашествующих, житию которого он с юности старался подражать. Но зодчие никак не могли выбрать место для храма или встречали неожиданные препятствия: иногда уже готовый для фундамента материал бывал отброшен в сторону невидимой силой. Тогда преподобный Шио, помолившись Богу, взял угли в свою руку, как в кадильницу, положил сверху фимиам, и пошел по направлению дыма, который указывал на место храма. В основание храма кладется камень, в основание престола - крест. Угли, положенные под фундамент, были символом того, чтобы не прекращалась молитва на этом месте и восходила как дым фимиама к небесам.

Много нашествий перенесла Грузия. Почти все храмы ее разрушались врагами Христа и усердием народа восстанавливались вновь, но служба в Шиомгвимском монастыре не прекращалась никогда. Даже во время последнего гонения, когда монастырь был закрыт и опустошен, несколько старых монахов, устроившись сторожами, ютились в полуразрушенных холодных кельях и тайно совершали службы.

Преподобный Шио имел власть над зверями, как будто он знал их язык, и они понимали его. Как святого Герасима¹⁹¹ слушался лев, так преподобному Шио служил волк и пас монастырское стадо.

Святость - это возвращение той благодати, которую потерял Адам, и бесконечный путь уподобления Христу. Человек был создан владыкой земли. Грехопадение сделало его изгнанником, рабом времени и смерти. В лице святых проявляется образ первозданного Адама, которому подчинялись как своему царю все обитатели земли. Благодать - это корона Адама, которой Господь венчает святых. Святые видят мир в свете изначального творения и конечного преображения.

Преподобный Шио в конце своей жизни решил повторить подвиг затворничества, но теперь его затвором была не горная пещера, не каменная хижина на уступе скалы, а глубокий, темный колодец, куда не проникал дневной свет. Шио передал игуменство над монастырем своему первому ученику Евагрию, попрощался с каждым из монахов, как Иоанн Богослов со своими учениками, покидая этот мир, и сошел в глубокую яму, подобную могиле. Здесь тишина похожа на гладь подземного озера, сюда не долетают звуки земли: пение птиц, приветствующих восходящее солнце, змеиный свист ветра в ущелье, раскаты грома, повторяющиеся эхом в горах. Здесь он пребывал в совершенном безмолвии. Пищей ему был ячменный хлеб и кружка воды, которые спускали на веревке монахи, и то, эта пища часто оставалась нетронутой. Почему душа преподобного жаждала затвора - этой «пустыни из пустынь»? Что он обрел в своем каменном гробу, где день и ночь не отличаются друг от друга и исчезает счет времени? Здесь ничего не отвлекает ум от молитвы. Поток внешних впечатлений, постоянно колеблющий душу через зрение, слух, разбивается о стены затвора, как ручей о скалу, которая преграждает ему путь. В затворе как бы тает и исчезает покров материального, который мешает видеть духовный мир. Затвор это наиболее полное отречение от всего ради Единого. Затворник уходит от мира, но обретает Того, Кто больше мира. Он слышит ангельское пение в своем сердце, которое наполняет его неизреченной радостью. Здесь теряется счет времени, вернее, исчезает само время; останавливается и замирает маятник внутренних часов души и наступает тишина, подобная дыханию вечности. Затвор это сердце пустыни. Затвор похож на Иордан, омывающий грехи мира, на Фавор, где преображается само естество человека, на Гроб Господень, из которого совоскресает с Христом дух подвижника.