О войнах

Однако существует и промежуточная позиция, когда можно применить принцип пропорциональности. Как мы увидим, солдаты в бою часто пытаются ее применить: они согласны рисковать своей жизнью, если их не используют как пушечное мясо и если есть большая вероятность победы. Если они считают, что это маловероятно, они будут пытаться нарушить приказ, взбунтоваться или дезертировать. В соответствии с принципом пропорциональности мы могли бы решить, что, например, двадцать одна самая страшная по числу погибших война и зверства в истории, и каждая из которых привела к гибели более трех миллионов человек, не может считаться рациональной, даже если она принесла прибыль агрессорам. Но сколько смертей стоило бы этого? Удовлетворительного ответа на этот вопрос не существует. Великие завоеватели могут не обращать внимания ни на жизнь "вражеского" населения, ни на жизнь своих войск. С их точки зрения, выбор войны рационален, поскольку выгоден им и их окружению. Но нам может показаться, что эта выгода недостаточно распространена, чтобы быть оправданной. Как минимум, мы должны тщательно оценить, какие выгоды получает та или иная часть людей, и в соответствии с этим судить о том, насколько рациональна та или иная война. Хотя мы увидим, что в этом отношении войны значительно различаются, в целом мы увидим, что большинство из них нерациональны с точки зрения таких средств и целей.

Однако войны могут быть направлены и на достижение желаемых, но нематериальных целей, таких как слава, честь, удовлетворение гнева, месть, идеология. Власть также может быть самоценной целью. Фридрих Ницше писал: "Что есть добро? То, что усиливает в человеке чувство власти, волю к власти, саму власть. Что есть зло? - То, что проистекает из слабости. Что такое счастье? - Ощущение того, что сила возрастает, что сопротивление преодолевается. Не довольство, а еще большее могущество; не мир любой ценой, а война.

Командиры могут получать внутреннее удовольствие от доминирования над другими людьми, независимо от того, какие еще преимущества они могут получить. Они получают удовольствие от эмоций, которые вызывают у подчиненных и покоренных народов, - от обожания и восхищения, уважения и зависти до ненависти, страха и полного ужаса. Чингисхан, по преданию, сказал: «Самое большое счастье для человека - преследовать и побеждать своего врага, захватывать все его имущество, оставлять его замужних женщин плакать и причитать, ездить на его мерине, использовать тела своих женщин как ночную рубашку и опору, смотреть на их розовую грудь и целовать ее, сосать их губы, которые так же сладки, как ягоды их грудей».

Политкорректность не позволяет современным лидерам говорить подобные вещи, однако власть остается опьянением, которое, возможно, не нуждается в ином оправдании. Как сказал философ и политолог Раймон Арон: "Удовлетворение от amour-propre, победы или престижа не менее реально, чем так называемое материальное удовлетворение, например, приобретение провинции или населения". Эти удовлетворения в какой-то мере невыразимы, их нелегко оценить количественно. Кроме того, они могут принести не пользу, а бедствие всему народу. Стремление "государственных деятелей" к статусу, престижу и почету для себя и своего государства является важным источником войны, независимо от того, какие еще выгоды они могут от этого получить. Более того, чувство восторга и наслаждения властью может даже просачиваться в широкие слои населения, как это, вероятно, происходило у римлян и монголов и происходит сегодня у многих американцев, гордящихся военной мощью своей страны, которая, как им кажется, повышает их собственное эго.

Когда господство и слава являются желанными целями, это может соответствовать второй форме рациональности Макса Вебера - ценностной рациональности, которую он определял как "веру в ценность ради нее самой некоторой этической, эстетической, религиозной или иной формы поведения, независимо от перспектив ее успеха. . . . Чем больше ценность, на которую ориентировано действие, возводится в статус абсолютной ценности, тем более "иррациональным" в этом [инструментальном] смысле является соответствующее действие. Ведь чем более безоговорочно актор посвящает себя этой ценности ради нее самой, ... тем меньше он подвержен влиянию соображений о последствиях своего действия".