Гражданские войны мобилизовали армии, состоявшие из родни даймё, вассальных самураев и пеших воинов-крепостников. Вассалы присягали на верность господину и платили ему налоги, вымогаемые под угрозой применения силы у подвластных крестьян, что является вполне узнаваемым феодальным элементом. Лояльность вассалов часто была расчетливой, и смена верности происходила в результате подкупа или потери уверенности в военных возможностях даймё. Знаменитый самурайский кодекс чести не сильно ограничивал поведение. Воины несли службу и ожидали соответствующего вознаграждения. "Война XIV века преодолевала все современные границы и ниспровергала политические, интеллектуальные и социальные нормы". Карл Пятница опровергает литературные традиции речей перед битвой, договоренностей о времени и месте сражения, поединков между чемпионами, уважительного отношения к военнопленным и гражданским лицам. Вместо этого, по его словам, война была более жестокой, чем в средневековой Европе, из-за отличительных особенностей японского феодализма. Земля формально принадлежала государству, но клан-владелец имел право распоряжаться ею и взимать с нее налоги. В политическом плане влияние клана в императорских и сегунатских центрах защищало его права. Однако если клан уничтожал вражеский клан, он мог претендовать на владение его землями, что затем утверждалось центральной властью. Пленных обезглавливали, а их головы выставляли на парадах победителей. Стивен Морилло считает, что это объясняет, почему ритуальное самоубийство было распространено среди проигравших самураев, в то время как в Европе оно было неизвестно.
Идеологическая власть не могла регулировать войны. В отличие от монолитного господства церкви в Европе, религиозная власть была разделена между многочисленными школами и сектами. Ни одна из них не была достаточно могущественной, чтобы навязывать воинам этические нормы - более того, к ним присоединялись армии буддийских монахов. По мере упадка императорской власти и власти сёгунов государство не могло сдерживать войны. Как и в Китае, и в Европе, этот упадок означал автономию местных владык и последующие мелкие войны. Низкорожденным воинам обещали землю и добычу, низкорожденных монахов мобилизовывали на революционную войну, а самураи доминировали над аристократами. Войны описывались как "низшее сословие свергает высшее". Это был материальный конфликт за контроль над землей, населением и налогами, но он также затрагивал вопросы статуса и чести.
Период Воюющих государств и триумф триумвиров
В период Сэнгоку (Воюющих государств) (1467-1590 гг., хотя точные даты дискутируются) усилились гражданские войны, в которых участвовало около 250 мелких независимых доменов даймё, мобилизовавших ограниченные силы в бесчисленных стычках. До появления огнестрельного оружия ведущие даймё часто находились в гуще событий. Если они погибали, то их войска обычно подчинялись. В XVI веке более могущественные даймё смогли установить более жесткий контроль над боевыми людьми и материальными ресурсами своих владений. Они стали поглощать более мелких лордов. Мэри Берри считает, что основными причинами войны стали нечеткие правила династического престолонаследия и вассалитета в обществе, где центральная власть все еще находилась в упадке. Сильный лорд мог выбрать себе преемника без конкурса; в противном случае престолонаследие могло оспариваться между сыновьями или племянниками, каждого из которых поддерживали вассалы. Могли вмешиваться и посторонние даймё. Столетие жестоких войн было вызвано кризисами престолонаследия в четырех крупных военных семьях. В отличие от Европы, некоторые вопросы в средневековом японском обществе, по словам Берри, "находились вне сферы действия статутов, прецедентов, контрактов и исполнительного права, то есть вне сферы обычных ожиданий и принуждения, которые делают правовое государство понятным". По своей природе решения о престолонаследии не поддавались действию закона... ибо ни анализ доказательств, ни изучение статутов, ни обращение к прошлой практике, ни исследование естественного порядка не могли однозначно разрешить их"
Только война могла разрешить споры, не ограничивающиеся материальными вопросами. Она включала в себя чувства гордости и гнева, порождавшие смертельную обиду в обществе, озабоченном честью. . . . Юристы иногда оправдывали обиду, летописцы и дневники использовали ее в качестве нарративной рамки для интерпретации конфликта, а военачальники и солдаты сражались на ее службе. Санкционированная или нет, обида удовлетворительно организовывала идеи и действия, которые не требовали перевода в другие термины - право или религию, идеологию или экономику.