О войне города Парижа с норманнами

Некий обратившийся в бегство норманн, которому присудили перерезать горло, пробрался в храм святого и припал к его могиле. Несчастного беглеца оттуда безжалостно выгоняют, чтобы умертвить. Горе несчастным! Карают молящего, покараны и сами. Подарком, который они сделали своему товарищу, они заслужили всё справедливым воздаянием Германа, с неба они были полной мерой сокрушены за такие дерзости[155]. Вследствие чего, охваченные благоговением к [этому] месту, они поставили там священников, чтобы отправлять мессы и канонические службы. Тогда же всем, кто бы там ни был, запретили оттуда что-либо забирать[156]. [Только] один совершил насилие, постаравшись унести покрывало из церкви для собственной постели; тотчас на виду у всех его наружность вновь стала детской. Подумать только! - неизвестно ни одно даже близко похожее происшествие; те, которые знали его прежде, нисколько не узнают [его теперь], спрашивая себя с удивлением, где скрылись [его] вены и жилы, и кости исчезают вместе с пропавшим костным мозгом, внутренности истончаются, обращаясь из пещеры в волчью яму. Больший некогда, чем большие, - чудное деяние - теперь он, умирающий, оказался меньше ребенка, и жизнь [его], негодующая, убежала к теням[157]. Видение того самого святейшего [прелата] Господа предстало перед неким [жителем], наслаждающимся [полной] грудью покоем пасмурной ночи. Молитвами святого Марцелла, равно как Хлодоальда[158], он принял в руки прозрачную влагу для благословения, орошая затем город, обошёл кругом укрепления. Этому мужу он [святой Герман] открыл свое имя, но подав надежду городу, его образ растаял перед зрителями.

Был также здесь в городе знатный человек, чья плоть загнивала, со слабеющим дыханием и который уже страшился умереть и в то же время [боялся], что крепость будет взята норманнами. К нему пришел сон, будто он хочет покинуть своих сограждан, потому что город остался лишенным всего оружия. Потом подле него встал клирик поразительной красоты, говорящий спокойными устами и блистающий ясным лицом: «Зачем ты боишься? Встань и сложи с себя страхи, от которых трепещешь, и забудь о бегстве, узнай, что многие приготовились к войне». Бодро поднявшись, он видит все стены огражденными строем юношей, отягощенных шлемами. И голос гремит как гром: «Вот стражи, защищающие этот город; что до меня, я есть Герман», - утверждает он - «первосвященник каждого из них. Чтобы укрепиться, ничего не страшись, потому что отныне этот город не попадёт в разбойничьи глотки злодеев». Изрекает [это] святой, и к мужу возвращаются с любовью плоть и дыхание; изрекает [это] святой, и бежит от мужа дурная зараза; обращается [к нему] с речью святой, больной поднимается с ложа; спасенный благодетельной речью, больной начинает идти. Он сам объяснял ночным видением [причину того], почему обновился. Однажды днем после этого, в то время как собственное воинство благодетельного [Германа] проносило его тело вокруг укреплений, сопровождаемое горожанами по стенам, поочередно обращаясь напевными голосами к всемогущему Богу с молитвенными обетами[159], один из носильщиков по имени Гозберт был поражен от язычников известняковым камнем. Нанесший рану разбойник бежал умирающий к теням Тартара, а ударенный не претерпел ничего кроме потрясения от этого брошенного камня, благодаря помощи святого. Между тем, город страдал не только от меча, и сила его расстраивалась не только от подобной буре резни, гибельная зараза также – увы! – терзала знать и простой народ внутри [города]. У нас больше не было доступной земли поблизости, чтобы предавать погребению члены ушедших [от нас]. Не было дня, чтобы не происходили бои между горожанами и свирепыми [неприятелями] из пригородов, почти ни одного не проходило, который не увлекал бы с собой в пещеры геенны истребленных [нашими] вредоносных [врагов].

[аббат Эбль блистательно действует] Стихи 163-194