«О, возлюбленная моя!». Письма жене

Стоит только расстаться с тобой, несравненная моя, пускай и ненадолго, как я сразу же начинаю вспоминать то время, когда в моей жизни не было тебя. Вспоминаю и радуюсь тому, что сейчас у меня есть ты. Вот и сейчас тоже радуюсь. Мне так хорошо с тобой, что Бог считает нужным время от времени ненадолго разлучать нас, чтобы я немного остыл, успокоился и в очередной раз возблагодарил бы Его за столь щедрый, поистине бесценный дар. Знаешь, дорогая моя (и клянусь тебе, что в этом нет ни слова преувеличения или неправды), когда я пишу тебе письмо, то забываю о том, где я сейчас нахожусь, и чувствую, как с каждой минутой мне становится все лучше и лучше. Как будто ты протягиваешь руку и гладишь меня по голове. О, как же я люблю твои ласковые прикосновения! Сильнее их люблю только твои поцелуи! Жаль, что здесь не разрешены посещения, но, с другой стороны, это правильно. Любезный Абрам Ильич сказал, что может дать тебе халат и провести тебя ко мне под видом сотрудницы, но я попросил его не делать этого и тебя прошу, даже не прошу, а требую, чтобы ты не приходила бы ко мне. Это все же инфекционная больница, и от нее лучше держаться подальше. Еще не хватало, драгоценная моя, чтобы ты подхватила бы здесь какую-нибудь заразу. Это главный довод, но есть и еще один. Я не хочу, чтобы ты видела меня в таком виде, в каком я пребываю сейчас. Вот приду в себя, и тогда уже на меня можно будет смотреть без отвращения. Пока что, глядя на свое отражение в оконном стекле, я качаю головой и говорю себе: «Пугало!» Ничего страшного, но вид у меня отталкивающий, что да, то да.

Люблю тебя, моя драгоценная женушка, так крепко, как никто больше любить не способен. Целую тебя тысячу раз. Желаю тебе хорошо отдохнуть, пока я валяюсь здесь.

Твой В.

P. S. Когда ты закончишь читать это письмо, то увидишь, что санитарка, выступившая в роли почтальона, стоит около тебя. Она ждет не только твоего ответного письма, но и вознаграждения. Здесь принято благодарить рублем за каждое доброе дело. Дай ей пять рублей. Не удивляйся, это обычная здешняя такса за такую услугу.

17 октября 1958 года

Дорогая моя Аидочка!

Сегодня я проснулся в страшном испуге. Мне показалось, будто потолок падает на меня, все рушится, меня заваливает обломками. Придя в себя, я понял, что это был не сон, а видение. Похожее на то, что было у меня накануне твоего дня рождения. Я сосредоточился и мысленно вернулся к увиденному. Знаешь, что я увидел? Землетрясение, которое почти полностью разрушит Ташкент. Оно произойдет рано утром 26 апреля 1966 года. Разбитые часы, которые я видел, показывали пять часов двадцать три минуты. Страшно подумать, что через восемь лет этого прекрасного города не станет! Видение видением, но все, что не случилось, можно предотвратить или хотя бы уменьшить последствия. 26 апреля вообще несчастный день для Советского Союза[129].

Я не хочу говорить об этом в больнице, драгоценная моя, по двум причинам. Первая — я не собираюсь сеять панические слухи. Вторая — я не хочу больше общаться с психиатром. О таком надо говорить в горкоме или в ЦК. Это вопрос государственной важности. Поэтому прошу тебя поговорить с Зариповым относительно моей встречи с кем-то из местного руководства. Пусть так и скажет — по вопросу государственной важности. Я уверен, что местное руководство знает, кто такой Вольф Мессинг. Причины Зарипову не открывай, скажи, что не знаешь ее (прости, дорогая моя, что вынуждаю тебя лгать). Если Зарипов не сможет устроить такую встречу, не переживай — после выписки я сам приду в горком и дойду до первого секретаря, что бы мне это ни стоило. Дело слишком серьезное для того, чтобы колебаться, — этично или неэтично использовать мои способности. Конечно же, этично. Но если у Зарипова получится договориться, будет лучше. Я не знаю, насколько хорошо я буду чувствовать себя сразу же после выписки. Не в смысле физического здоровья, дорогая моя, с этим все будет в порядке. Сил прибавляется с каждым днем. Я не знаю, насколько хорошо смогу концентрироваться. Сегодня, например, на то, чтобы увидеть картину землетрясения, мне понадобилось около часа. Ну, ты понимаешь. Точнее — ты меня знаешь.

Ташкент вообще «неспокойный» город. В будущем веке, в 2025 и 2067 годах, здесь снова произойдут разрушительные землетрясения, но тогда дома будут строить более крепкими. А то землетрясение, о котором я пишу, может стереть с лица земли весь город.

Я передумал — пожалуй, лучше рассказать Зарипову, в чем дело. Он человек умный и понятливый. Вряд ли он станет сеять панику и т. п. Но, зная причину, он станет действовать настойчивее и, кроме того, не станет на тебя обижаться. А то ведь может обидеться. Подумает, что ты знаешь причину, а ему сказать не хочешь. Трудно же, хорошо зная нас с тобой, предполагать, будто я могу что-то скрывать от тебя, любовь моя.