— Вы спрашиваете, против чего! Вы думаете, что против жизни или государственного строя? Ерунда! Нет! Я протестовал бы против сонливости. Я стучал и кричал бы, как Джимми Портер: «Эй! Давайте представим на мгновенье, что мы люди!» Я сказал бы: «Давайте бороться с кретинами!» Но… я заметил, что с тех пор, как это слово вошло в моду, больше всего его употребляют сами кретины! Да! Быть человеком!.. Разве художник не обязан показывать людям их жизнь?
— Может быть… — задумчиво произнесла Эста Лийгер. — О чем вы только не думаете… Мы были гораздо старше, и то не ломали голову над такими проблемами.
— Нам слишком легко все достается, — ответил Аарне.
Лийгер встала и зажгла свет.
— Ой, Майечка, вам, конечно, скучно… Мы болтали глупости и, кажется, увлеклись…
— Мне не было скучно…
— Который час? — спросил Аарне.
— Посидите еще. Только половина десятого.
— Нет, мы должны идти.
Остановившись у дверей, Аарне сказал:
— Мне нравится спорить с вами.
— Мне тоже, — ответила Эста Лийгер. — Заходите же ко мне, а то вдруг я состарюсь.
— ТЫ СКУЧАЛА?
— Нет, правда, нет. Только…
— Что — «только»?
Аарне взял Майю под руку.
— Аарне, я не подхожу… я… ты понимаешь?
— Нет.
Аарне остановился. Остановилась и Майя, внимательно глядя на него.
— Да, мы слишком разные…
Девушка опустила голову к Аарне на плечо. Он почувствовал на щеке ее волосы и услышал, как Майя повторила:
— Мы слишком разные, Аарне…
«Странно, как это верно», — подумал он, но заставил себя сказать:
— Перестань! С чего это ты взяла?
— Знаешь, я слушала вас и завидовала. У вас есть мысли…
— А у тебя что, нет?
Майя ничего не ответила. Аарне чуть было не сказал что-то обидное… Но Майя не смеет завидовать… Нет, не смеет!
Он говорил ей об этом долго. Девушка слушала и, казалось, была во всем согласна. Но тут же она сказала:
— Поверь, Эда гораздо лучше меня…
Аарне вздрогнул. Лишь через минуту он прошептал:
— Эда… Почему? Почему ты вспомнила о ней?
— Просто так… Я знаю.
— Что?
Майя опустила голову и упрямо замолчала.
— Ты думаешь, что я люблю ее?
— Но ты мог бы любить, да? Она умная!
Аарне рассердился.
— Ты дура.
— Ты прав, — сказала Майя.
— Перестань! Хочешь доказать, что ты в самом деле… да?
— Что же мне остается?
Аарне остановился. «Мы говорим, не понимая друг друга, — подумал он. — Это все-таки случилось».
— Майя!
Он схватил ее и сильно встряхнул. Может, он хотел разбудить ее?
— Майя, тебя интересует искусство? Честно?
Девушка кивнула сквозь слезы.
— А если тебе придется выбирать между
— Тебя, — ответила Майя…
— Что?
— Аарне, давай не будем говорить об этом, — сказала Майя.
— Тогда скажи, о чем я должен говорить, чтобы тебе понравилось.
Майя не ответила. Аарне огляделся в голубоватом полумраке. Гнев нарастал в нем со скоростью надуваемого воздушного шара. Ему хотелось плакать.
— Так скажи, о чем же мне можно говорить?
Майя обиделась.
— И не надо со мной говорить. Можешь молчать. Убирайся к своим мальчишкам. — Секунд десять она помолчала. — Я нужна тебе только, чтобы целоваться.
«
— Но скоро ты станешь для меня всем! — добавил он вслух.
Девушка не ожидала, что ее слова будут подтверждены таким образом. В конце концов, она лишь сделала попытку немного спровоцировать.
Она расплакалась.
Аарне смотрел на нее и думал. Господи, Майя ведь ничего не хочет. Я наобещал ей новый мир, о да. Аарне, ты не должен сдаваться!
Поцелуй в какой-то степени примирил их.
Но и по дороге домой Аарне не мог избавиться от беспокойства.
Классный вечер
ДВАДЦАТЬ ПЯТОГО АПРЕЛЯ БЫЛ КЛАССНЫЙ ВЕЧЕР. Корнель не возражал против этого — отчего бы выпускникам в предпоследний раз не посидеть вместе за столом, не потанцевать?
Сидеть за столом и пить… морс? Кое-кто из ребят, в том числе и Тийт, решили иначе. Об этом говорил крепкий запах коньяка. Определенно, Тийт собирался что-то предпринять, а то к чему же этот коньяк? Но что?
Вначале было тихо, лишь стучали ножи и вилки. Разрядка произошла тогда, когда Харри нечаянно задел локтем стакан с морсом и тот, зазвенев, слетел на пол. От этого даже настроение поднялось; кто-то запел, Тыну включил магнитофон. Танцевали, шутили, смеялись.
Аарне не мог вспомнить, как он очутился около Эды и пригласил ее танцевать. Эда встала, и в тот же момент Тийт с треском бросил на тарелку нож. Играли старый сентиментальный вальс — медленный, грустный, тоскливый. Такой вальс может вывернуть человека наизнанку. Танцуя, Аарне заметил, что Тийт пристально смотрит на них. Волосы у Тийта были растрепанны, а глаза сверкали от злости.
Аарне танцевал с Эдой впервые. Эда танцевала хорошо, только вначале ее шаги были непривычны. Вскоре они станцевались. Аарне понимал, что ведет глупую и ненужную игру. Он пытался побороть себя, но напрасно, ведь рядом была Эда.