— Скажи милейший! Ты лепешку съел? Очисти душу от греха, признайся!
— Нет, не я! Тогда старичок попросил отсрочку от смерти, пообещав воскресить и вылечить жену императора. Так и сделал. В награду получил столько золота, сколько смог унести. Незамедлительно купили старец и Арам карету, тройку лошадей и кнут. Загрузив поклажу, они направились в обратный путь, домой. Всю дорогу Арам думал, подсчитывал, сколько же старик даст ему золота. А тот, не доезжая немного до дома, остановил лошадей и на полянке разложил золото на три грудки.
— Эта мне, эта тебе!
— А эту кому? — вырвалось у Арама.
— А эта тому, кто лепешку съел!
— Я лепешку съел! — обрадованно закричал Арам.
— Ну раз ты, тогда и забирай свое золото! Да пожалуй и мою долю и тройку с каретой забирай, мне они ни к чему. Обрадованный Арам сложил все золото в повозку, уселся на облучек, взмахнул кнутом. Но тут, откуда ни возмись, налетел страшный вихрь. Подхватил он тройку и карету вместе с золотом и унес в небесную высь. Только Арама оставил с кнутом в руках, сидящим посреди дороги в пыли. А старичок, стоя в сторонке, поучал его:
— Не сребролюбствуй, блюди слово свое, не берись за дело, которое не можешь сам выполнить. А работай в поте лица своего, да будешь богат и душею блажен. И снизойдет на тебя благодать божия!
Часть 4. Деревня моя
Предатель (Сказ дедушки Савелия первый)
Живу в деревне. Ну как не иметь живность, хотя бы домашнюю птицу? Решено. В конце марта поехал на инкубатор, посадил в корзинку тридцать штук пушистых желтеньких комочков в возрасте одного дня и благополучно прибыл домой.
В ящике под большой красной электрической лампочкой им понравилось, и они своим требовательным писком запросили обед. Кушать подано. Немножко творожку, вареное яичко, размоченный хлебушко, пшено и баночка с водой. Целый день я находился рядом, изобретая им удобства. На ночь лампочку выключал — спать пора! Ставил в ящик 3-хлитровую банку с горячей водой, накрывал ее толстой тряпицей, и мои питомцы устраивались, как под клушкой.
Все шло хорошо. Через десять дней у цыплят появились перышки сначала на крыльях, а потом на хвостике. С половины апреля начало пригревать солнышко, и я стал выносить ящик на улицу, предварительно накрыв его сеткой. Земля отогревалась, цыплята мои подрастали, пришлось сколотить для них новый ящик, но уже без дна. Поставил его прямо на землю — швыряйтесь! И они тут же доказали, что умеют разгребать мусор и находить в нем рациональное зерно.
Прошел месяц. Цыплятам в этом ящике стало тесно. У петушков начал проявляться бойцовский характер, и я решил построить загородку прямо на лужайке. Место выбрал солнечное, между домом и сараем. Сгреб в угол мусор, закрыл его старой пленкой, огородил сеткой. Сколотил небольшой навесик, поставил кормушку и баночку с водой.
Часами просиживал у цыплят в загородке, наблюдал, подкармливал их букашками, червячками, подружились мы как родные. На звук жестяной баночки они весело сбегались ко мне и прямо из рук брали корм. Каждый вечер мои питомцы послушно залезали в корзинку, отправлялись на ночь в чулан.
А беда нас поджидала каждый день. Сороки, галки, вороны пролетали над домом стаями и в одиночку. Наверное, наблюдали за нами и ждали своего кровавого часа. Дождались-таки. Как-то отвлекся я по своим делам огородным, снизил бдительность, а вся черная летающая свора немедленно воспользовалась этим. Копаясь на грядке, вдруг слышу гам над моим домом. Поднял глаза и обомлел. Над домом кружилась стая ворон, которые поочередно пикировали на загончик с цыплятами.
Как я бежал прямо по грядкам, как размахивал мотыгой, как кричал и свистел — это надо было видеть. Две вороны поднялись с грузом, и моя мотыга полетела им вслед. Одна из воровок уронила ношу. Я подбежал. Цыпленок с пробитой головкой лежал без движения. Поглядел за изгородку и — о, ужас! Ни одного не осталось… Пусто. Заглянул под навесик, под перевернутое корыто — нигде ни одного. Но тут до меня донесся еле слышный писк из кучи мусора под пленкой. Я с нетерпением снял ее и начал разгребать мусор. До сих пор не пойму, как это они догадались в него закопаться, да еще под пленку! Сработал, видно, инстинкт самосохранения.
По одному, по два извлек я из мусора моих воспитанников. Не досчитался семерых. Присел перед ними на корточки. О, мои милые живые пушинки! Сердце переполнилось жалостью, на глаза навернулись слезы. А они со страху еще не опомнились, сгрудились под меня, как под клуню, опасаясь нового нападения, да так тревожно выражали свои чувства, словно хотели сказать: «Зачем ты покинул нас? Как ты мог это сделать? Предатель».
Рыжик (Сказ дедушки Савелия второй)