О времени и о себе. Рассказы.

Целыми днями они копались: то в огороде, то в саду. Ходили в лес за первой земляникой. Слушали соловьев и кукушку. Загадывали, сколько лет осталось жить. Пытались на удочку поймать рыбешку в своей маленькой речке. Время летело незаметно. На душе у Савелия было светло и спокойно. А как необходимо в эти годы душевное равновесие! За свою долгую, нелегкую жизнь наволновался Савелий до душевной крайности. Хоть немного пожить без суеты. Ведь скоро и умирать надо будет.

В этот злополучный день ничто не предвещало беды. С утра они еще раз осмотрели огород, накормили кур, позавтракали и собрались сходить в ближайший перелесок, посмотреть первых сыроежек да подобрать пару черенков для граблей и лопат. Пока одевались, Савелий плеснул в кастрюлю воды, поставил на плиту. Согреется, мол, вымоем посуду и пойдем. И как так случилось, что в последнюю минуту он забыл о кастрюле на газовой горелке, закрыл дом, и пошли старый да малый в сторону леса.

На шее у Димки красовался бинокль, который он постоянно прикладывал к глазам и пытался поближе рассмотреть все, что попадало в поле его зрения. Привлекало его внимание голубое безоблачное небо, ярко-зеленая, мокрая от росы трава, пение птиц и ручеек, встретившийся на пути. Переходя через ручеек, Димка присел и ладошкой начал черпать воду, чтобы попить.

— Дедуля! А ты хотел взять бутылку воды в лес и ржаного хлеба с солью, взял ли? Черная молния пронзила разум Савелия. Он вспомнил забытую бутылку на столе и кастрюлю с водой на плите.

— Дима! Ты не видел? Я выключал газ или нет?

— Нет не видел! Ноги у Савелия подкосились. Помутилось сознание. Все тело прострелило судорогой. Он уже ясно видел как от раскаленной посудины загорается деревянная крашеная перегородка. Вот уже дым валит из — под крыши. Пламя объяло весь дом и перекинулось на соседние. Сбежавшиеся люди сгрудились у единственного колодца и ничего с огнем поделать не могут. Пожарная машина подъехала к широкой канаве, окружающей улицу, но проехать нельзя, мостик не позволяет. Весь этот ужас представился в сознании за одну секунду.

— Дима! Дима! Пожар дома. Я газ оставил включенным! Посмотри в бинокль, не видно ли дыма над нашей улицей?

— Нет, ничего не видно!

— Тогда бежим!.

Димка стрелой вырвался вперед.

— Дима! Дима! Возьми вот ключ! Но вспомнив, что замок открывается туго, он безнадежно махнул рукой и затрусил за внуком. Задохнувшись окончательно, он склонился у дороги на траву. Внук, увидев деда на обочине, вернулся. Детское сердечко почувствовало смертельную опасность и готово было разорваться на части. То ли с дедушкой остаться, то ли бежать к дому.

Сейчас Савелий уже не помнит, как они добрались до крыльца, как открывали замок. Помнит только, что они вбежали на кухню и увидели раскаленную до малинового цвета посудину и дымящуюся перегородку. Помнит еще облако пара поднявшегося до потолка от брошенной в ведро с водой кастрюли. Пройдя в переднюю комнату, он, как был во всем, так и рухнул на кровать. Дикий нечеловеческий стон вырвался из его груди. Руки вцепились в собственные волосы и застыли. Картуз покатился по полу. Он потерял сознание.

Димка какое-то время еще стоял в растерянности, но потом выскочил на улицу и пустился что есть мочи к бабе Уляше, что жила напротив. Она приходила к ним в дом и, бывало, угощала его козьим молочком.

Ульяна переполошилась, увидев зареванного, запыхавшегося Димку, а услышав плохие вести, крикнула через проулок:

— Дарья! С Савелием плохо, наверное, опять сердце, беги к Настасье, у нее какие-то таблетки от Петра остались! А сама, прихватив из-за божницы склянку со святой водой, заторопилась на помощь.

Савелий лежал вверх лицом с закрытыми глазами и раскинутыми в стороны руками. Борода и усы топорщились, как пучки нечесаной кудели. Баба Уляша склонилась над ним: дышит ли? Расстегнула пуговки у рубашки. Потом перекрестила и, набрав в рот святой воды, трижды сбрызнула лицо Савелию.

Появились Дарья с Настасьей. Одна принесла таблетки, другая настой бессмертника. Сняли сапоги, телогрейку, пиджак. Освободили ремень у брюк. Ульяна растирала руками грудь и читала молитву «Да воскреснет Бог». Савелий открыл глаза:

— Внучек! Родной! Где ты? Беги на трассу, может, уедешь как-нибудь. Скажи матери, что мне плохо, да пусть зайдут к соседу по квартире.

Сосед, Николай Иванович, врач-терапевт, как и Савелий, давно на пенсии. Но свой походный баульчик он иногда открывал, помогал своим родным и близким знакомым. Они подружились, когда Савелий две недели жил в городе. Уж больно морозы сильные стояли в ту зиму, холодно в деревне-то. Потом приезжал к Савелию в деревню и с удовольствием проводил два лета подряд.

До трассы две версты Димка бежал без передышки. Еще не приходилось ему одному, без взрослых, пускаться в такие дальние поездки. Но долг внука и любовь к дедушке побороли страх.

На трассе какой-то владелец частной машины, увидев плачущего и неистово машущего руками ребенка, остановился:

— Что случилось, малец?

— Дедуля умирает, за мамой послал.

— Ну садись! Живешь-то где? Знаешь ли?

— Знаю!