О времени и о себе

В доверенности было написано: «ПредставителюММБА в ФРГ Леониду Нисману — руководителю Дома Москвы в Берлине — доверяется вести переговоры по привлечению новых членов Ассоциации, рекомендовать их для рассмотрения на заседании Исполнительного Комитета ММБА, прорабатывать вопросы реализации инвестиционных проектов, а также проводить все другие мероприятия в ФРГ в соответствии с уставом ММБА».

На мои замечания, что я не являюсь ни представителем ММБА в ФРГ, ни руководителем Дома Москвы в Берлине, Александр Иванович ответил, что это — формальности, которые «будут оформлены позже в рабочем порядке», а работать можно начинать и до их оформления.

Буквально через день, 20 января 1999 года, я получил доверенность от Фонда Взаимопонимания и примирения Правительства Российской Федерации, подписанную Председателем правления Фонда Виктором Александровичем Князевым. Цитата: «Фонд уполномочивает д-ра Леонида Нисмана вести переговоры с государственными и частными организациями России и Германии по вопросу реализации проекта по созданию в Москве совместного российско-германского центра».

Весть о скором возможном создании Дома Москвы в Берлине быстро распространилась как в Правительстве Москвы, так и в организациях, связанных с ним. Естественно, что об этом стало известно сотрудникам Посольства России в Берлине, а также сотрудникам других российских представительств в Германии. Много, я бы даже сказал, очень много людей бурно отреагировали на эту новость. Реакция эта выражалась в вопросах: кто такой Леонид Нисман, откуда он появился, есть ли у него опыт подобной работы, почему именно он? И, конечно, главный вопрос почти каждого спрашивающего — а почему не он? Подчёркивали, что Леонид Нисман — инженер-нефтяник, преподаватель вуза и никогда не был директором никакого Дома. Вопросы эти задавались как в письменном, так и в устном виде, как из Москвы, так и из Берлина, как Лужкову, так и Орджоникидзе. Мне об этом рассказал Лужков. Я сказал, что все заданные вопросы совершенно правильные, что я, действительно, никогда не был директором никакого Дома и что я не стремлюсь им быть, что у меня много другой работы, которую я считаю не менее важной, а занять должность директора Дома Москвы в Берлине желают много других уважаемых людей. Лужков ответил, как всегда, мудро. Он посоветовал мне не обижаться и не горячиться. Сказал, что до официального назначения руководителя Дома Москвы в Берлине предстоит решить целый ряд организационных и финансовых вопросов, а это требует много времени. Поэтому, сказал он, мне надо заниматься своей работой и не реагировать на подковёрную возню. Не знаю точно почему, но проект Дом Москвы в Берлине не состоялся. Скорее всего, это произошло из-за организационных и финансовых вопросов, о которых говорил Лужков.

Я продолжал свою работу в ТОНАРе и в фирме Берлин-Консальт по охране окружающей среды, а также и по другим проектам. Работы было много, особенно, в Москве и Московском регионе. В целях ускорения этих работ Лужков посоветовал мне связаться с Государственным унитарным предприятием ГУП ЭКОТЕХПРОМ, созданным Правительством Москвы в 1993 году для организации и проведения комплекса работ по санитарной очистке Москвы от твёрдых бытовых отходов (ТБО).

ЭКОТЕХПРОМ являлся также заказчиком на строительство и реконструкцию объектов санитарной очистки. Следует отметить, что ТОНАР и ЭКОТЕХПРОМ, несмотря на похожесть поставленных перед ними задач, между собой, мягко говоря, не дружили, генеральный директор ТОНАРа Вадим Вадимович Андронов-младший и генеральный директор ЭКОТЕХПРОМ Леонид Григорьевич Фёдоров даже не были знакомы друг с другом. Надо было как-то изменить взаимоотношения двух директоров и двух организаций, чтобы общими усилиями решать поставленные Правительством Москвы задачи. Это было довольно непросто, это заняло определённое время, но в результате многочисленных «челночных» операций мне удалось решить эту проблему.