О времени, о товарищах, о себе

– Вот хорошо, Борис, что ты сам этот вопрос поставил, а мы как раз к тебе хотели идти – ужо несколько дней на полу вертится человек. Дай нам еще одну кровать.

Некрасов понял, как некстати он затеял разговор о кроватях, и постарался скорее ретироваться. А после его ухода Зильбер на двери нашей комнаты вывесил список жильцов:

И.С. Апряткин,

И.Т. Тевосян,

В.С. Емельянов,

Ф.Э. Зильбер,

Фома Гордеевич Кныш.

Так с тех пор Кныш и поселился в нашей комнате. Фамилия эта очень понравилась Саше Фадееву, и он как-то сказал: «Я его определю в писаря». Но затем передумал и отвел Кнышу место «хозяйственного человека» в рассказе «Против течения».

Большинство студентов жило в общежитии. Нее «административно-технические» должности здесь, за исключением должности сторожа, занимали студенты. Кипяток в кубовой готовили по очереди, котлы отопления так же. Ремонт освещения, водопровода, канализации проводился силами студентов.

Дров для отопления часто не хватало, и температура в комнатах нередко опускалась до нуля. Поэтому к экзаменам готовились, сидя за столами в меховых шапках и ватниках-телогрейках. Система отопления нередко портилась. Мы просто не умели топить, а перебои в снабжении топливом усугубляли дело.

Как-то дежурить у котла мне пришлось вместе с Сашей. Но когда мы спустились в подвал в котельную, то вместо дров увидели огромные дубовые пни. Я не знал, как приступить к делу, и безнадежно ходил вокруг них с топором в руках.

Саша заливисто смеялся и подбадривал меня: «Наши предки, обладая только каменными топорами, не с такими чудовищами справлялись, а мы, живя в век электричества, владея высшей математикой и имея в руках стальные топоры, неужели не справимся с этими ихтиозаврами?»

И мы после невероятных трудов все же раскололи три пня.

Но и такие дрова не всегда удавалось доставать. Тогда воду из системы спускали, и студенты мерзли в неотапливаемом здании.

В один из таких дней из нашей семерки все разбрелись по городу в поисках тепла. Кое-кто ушел к знакомым в другие общежития, кто ночевал в отапливаемых лабораториях академии.

Мы с Фадеевым остались вдвоем.

– Я обнаружил какой-то архив, – сказал он мае, входя в комнату. – Огромное количество папок с документами Продамета. Их ценность, насколько я могу судить, в том, что они могут служить топливом. Мы можем здесь устроиться с большим комфортом. Одним одеялом заткнем щель у двери, чтобы сохранить в комнате тепло, которое мы будем производить, сжигая документы Продамета. Для того чтобы сохранить девственную чистоту комнаты, мы сжигание будем производить вот над этой кастрюлей.

Саша поставил единственную нашу кастрюлю посередине комнаты на пол, и мы с ним, стоя на коленях, сжигали лист за листом архивные документы Продамета. Температура в комнате стала заметно повышаться.

– Для того чтобы поднять в комнате температуру на один градус, нужно сжечь сорок листов калькуляций, – смеясь, сказал Саша.

…В таких условиях рождалась повесть «Разлив», о которой Юрий Лебединский позже писал:

«Если бы в природе существовал только «Разлив» Фадеева, мы бы исключительно на основании его утверждали начинающийся расцвет пролетарской литературы».

Студент-проректор

Завенягин прибыл в Горную академию из Донбасса, где он работал секретарем Юзовского укома. С юных лет у него была склонность к организационной работе и большие способности к ней.

Позже они раскрылись полностью.

Закончив обучение в Горной академии, Завенягин буквально через несколько дней был назначен директором Гипромеза – огромного института по проектированию новых металлургических заводов и реконструкций старых заводов Украины и Урала. Затем его назначили директором Магнитки – крупнейшего металлургического завода страны. Магнитогорский завод он проектировал, строил и затехм руководил его работой.

В конце тридцатых годов он был послан за Полярный круг, где строил Норильский металлургический комбинат и возводил город Норильск.

Строительство и реконструкция многих заводов и создание новых производств в нашей стране связаны с именем Завенягина. Но талант организатора ярко проявлялся в нем уже в студенческие годы.

Он вошел в ту руководящую группу, которая взяла на свои плечи все формирование нового учебного заведения, налаживание политической работы среди студенчества.

Партийная организация в Горной академии была небольшой, среди студенчества были бывшие члены других политических партий. Мы знали, что студент Зильберблат был меньшевиком, студент Овечкин симпатизировал анархистам и в спорах нередко апеллировал к Михаилу Бакунину.

Я еще помню книжную лавку анархистов, находившуюся напротив здания старого университета. Площадь между гостиницей «Москва» и зданием Манежа была застроена, и в одном из домиков была эта книжная лавчонка. Я как-то из любопытства зашел туда. На пороге стоял высокий лохматый продавец. На полках было много старых потрепанных книг, а на стене висел большой портрет князя Петра Кропоткина – одного из главных деятелей и теоретиков анархизма.