О всех созданиях – больших и малых

Зигфрид унаследовал их, когда купил практику мистера Гранта, решившего уйти на покой в восемьдесят с лишним лет, и они так и лежали аккуратными рядами на полках, никем не тревожимые. Логично было бы просто их выкинуть, но, возможно, они внушали Зигфриду то же чувство, что и мне. Полированные деревянные шкатулки со сверкающими скальпелями удивительной формы; спринцовки и клизмы, резина которых давно растрескалась, но медные наконечники сохраняли былую внушительность; напильники, старинные стержни для прижиганий – безмолвные свидетели шестидесяти лет отчаянных усилий. Я часто открывал дверцу этого шкафа и пытался представить себе, как старый ветеринар разрешал те же трудности, с которыми сталкивался я, как он ездил по тем же проселкам, что и я. Совсем один и целых шестьдесят лет. Я еще только начинал, но уже успел получить кое-какое представление об удачах и провалах, о поисках и тревогах, о надеждах и разочарованиях – и о тяжелом, тяжелом труде. Как бы то ни было, но мистер Грант скончался и унес с собой то умение, тот опыт, которые я упрямо старался приобрести.

Зигфрид достал из глубины шкафа длинную, плоскую, обтянутую кожей шкатулку. Он сдул с нее пыль и осторожно открыл замочек. Внутри на ложе из вытертого бархата поблескивал флеботом, вытянувшись рядом с круглым кровеотворяющим ударником, тоже отполированным до блеска.

Я в изумлении уставился на моего патрона:

– Неужели вы хотите пустить ему кровь?

– Да, мой милый, я намерен увлечь вас в глухое средневековье. – Заметив мою растерянность, он положил руку мне на плечо. – Только не обрушивайте на меня все научные доводы против кровопускания. Сам я в этом вопросе строго нейтрален.

– Но разве вы к этому прибегали? Я ни разу не видел, чтобы вы брали этот набор.

– Прибегал. И затем наблюдал довольно-таки неожиданные вещи. – Зигфрид отвернулся, словно не желая продолжать разговор, тщательно протер флеботом и положил его в автоклав.

Все время, пока он стоял и слушал свист пара, его лицо сохраняло отсутствующее выражение.

Цыгане, как и в прошлый раз, сидели тесной кучкой у костра. Увидев машину и сообразив, что прибыло подкрепление, мистер Мьетт вскочил и быстро пошел к нам еще с одной десятишиллинговой бумажкой.

Зигфрид не взял ее.

– Сперва поглядим, что у нас получится, мистер Мьетт, – буркнул он и зашагал через лужайку туда, где чубарый все так же дрожал, мучительно изогнувшись.

Улучшение не наступило. Наоборот, его глаза смотрели еще более безумно, и я услышал, как он постанывает, осторожно переступая с ноги на ногу. Зигфрид сказал негромко:

– Бедняга! Вы не преувеличили, Джеймс. Будьте добры, принесите шкатулку.

Когда я вернулся, он накладывал чубарому жгут на основание шеи.

– Затяните потуже! – скомандовал он, и, когда яремная вена набухла и напряглась в своем желобе, он быстро выстриг и продезинфицировал небольшой участок кожи и обезболил его. Потом открыл старинную кожаную шкатулку и вынул флеботом, завернутый в стерильный бинт.

Дальше события развивались стремительно. Зигфрид приставил маленькое лезвие флеботома к вздувшейся вене и без колебаний стукнул по нему ударником. Из ранки тут же хлынула кровь, растекаясь по траве темным озерком. Мистер Мьетт ахнул, а девочки начали что-то быстро говорить. Я понимал, что они сейчас чувствуют. Собственно говоря, меня и самого сверлила мысль: долго ли пони устоит на ногах, теряя столько крови?

Однако Зигфрид, видимо, счел, что она течет недостаточно быстро; он вытащил из кармана еще один ударник, сунул его в рот чубарому и принялся нажимать на челюсть. Пони невольно грыз ударник, и, когда его зубы почти смыкались, кровь начинала хлестать еще яростнее.

Зигфрид удовлетворился, только когда ее вышло литров пять.

– Ослабьте жгут, Джеймс, – скомандовал он, быстро наложил лигатуру и торопливо направился к калитке в изгороди за обочиной. Поглядев через нас, он крикнул: – Я так и думал! Там есть ручей. Его надо отвести туда. Ну-ка, все за дело!

Он явно получал от всего этого большое удовольствие, и его присутствие оказало обычное действие. Мьетты оживились, захлопотали, забегали вокруг пони, натыкаясь друг на друга. Я почувствовал внезапный прилив энергии, и даже чубарый впервые словно бы заинтересовался происходящим.

Мистер Мьетт вместе с женой и дочерьми тянул его за узду, мы с Зигфридом обхватили его задние ноги, и все дружно испускали ободряющие возгласы. Наконец пони сдвинулся с места. Передвижение было мучительным, но он шел – к калитке и через луг к мелкому ручью, петлявшему среди камышей. Берег был совсем пологий, и подтолкнуть чубарого на середину ручья не составило большого труда. Он застыл там неподвижно, ледяная вода закручивалась у его воспаленных копыт, и мне показалось, что я уловил в его глазах что-то вроде надежды на скорое облегчение.

– Так он должен простоять час, – объяснил Зигфрид. – А потом заставьте его походить по лугу. Потом еще час в ручье. По мере улучшения заставляйте его ходить все больше и больше, но непременно отводите потом в ручей. Возни будет очень много. Так кто займется его лечением?