О всех созданиях – больших и малых

Мне пришлось довольно долго томиться у загона Нуджиста. Он уже вырос в солидного подсвинка и глядел на нас сквозь сетку, дружески похрюкивая, и, несомненно, ждал, когда же с ним поиграют. Наконец, потеряв терпение, он несколько раз прогалопировал по загону, вытягивая передние ноги, точно палки.

Я уже пришел к выводу, что мой визит был напрасен, как вдруг миссис Памфри, которая все это время прохаживалась вдоль сетки, заламывая руки, словно приросла к месту и дрожащими пальцами указала на Нуджиста.

– О господи! – прошептала она. – Вот! Вот! Вот опять!

Краска сбежала с ее лица, оно стало белее мела.

– Какой ужас! Не могу, не могу смотреть! – Она со стоном отвернулась и спрятала лицо в ладонях.

Я внимательно вглядывался в Нуджиста. Он оборвал галоп и облегчал мочевой пузырь, прыская струйку за струйкой, как и положено хряку.

– Право же, я не замечаю ничего ненормального.

– Но он… он… – Она все еще не решалась отнять руки от лица. – Он же… делает это… через промежутки.

Я уже давно приобрел сноровку сохранять серьезное лицо в присутствии миссис Памфри, и теперь сноровка эта пришлась как нельзя кстати.

– Но так свойственно им всем, миссис Памфри.

Она полуобернулась и, вся дрожа, краешком глаза покосилась на Нуджиста.

– Вы имеете в виду… все свиньи-мальчики?

– Все свиньи-мальчики до единого, каких я видел, делали именно так.

– О-о! О!.. Как странно! Да, очень странно. – Бедняжка обмахнулась носовым платком, и краска алым потоком разлилась по ее лицу.

Чтобы избавить ее от неловкости, я стал крайне деловитым.

– Да-да, абсолютно! Многие люди впадают в такую ошибку, уверяю вас. Ну, мне пора. Был рад убедиться, что малыш здоров и счастлив.

Нуджист прожил долгую безмятежную жизнь и более чем оправдал мои ожидания. По обилию подарков он не уступал Трики, и я, как и с Трики, успокаивал свою совесть сознанием, что питаю к нему искреннюю привязанность. Как всегда, каплей дегтя в бочке меда было иронизирование Зигфрида. Я достаточно настрадался от него в прошлом, когда получал фотографии, подписанные мопсом, так что воздержался и не показывал ему фотопортрет, подписанный хряком.

Аудиенция у злобного ветеринара

Ангус Грайер, дипломированный ветеринар, никогда не радовал взор благообразной красотой, но, когда он сидел в кровати, опираясь на подушки, самые мужественные сердца содрогнулись бы при виде его лица в багровых разводах и с выпученными глазами над воротником розовой стеганой пижамы. И тем более в восемь утра, когда он обычно давал мне первую из ежедневных аудиенций.

– Опять опоздали! – заявил он скрежещущим голосом. – Что, из постели выбраться не можете? Я вам повторял, пока не осип, что в восемь вы должны отправляться по вызовам.

Пока я бормотал извинения, он раздраженно дергал одеяло, оглядывая меня с ног до головы со все возрастающим отвращением.

– И еще: на вас не брюки, а черт знает что! Если уж вам приспичило работать в брюках, так сшейте себе пару у приличного портного, бога ради. Не разберешь даже, какого они покроя, и ветеринару неприлично расхаживать в таких штанах.

Вот тут он уязвил меня до глубины души. Я питал к этим брюкам нежнейшие чувства. Заплатил за них тридцать шиллингов в лондонском Армейско-флотском универсальном магазине и льстил себя мыслью, что они придавали мне определенную элегантность. И нападки Грайера на них уязвляли меня тем больнее, стоило мне вспомнить, что моими услугами он почти наверное пользуется бесплатно, – Зигфрид, уж конечно, небрежно отмахнулся от предложенной компенсации.

Я пробыл тут неделю, которая смахивала на вечность. Где-то, когда-то, мнилось мне, я вел более веселую, более счастливую жизнь, но воспоминания о ней совсем потускнели. В то утро в Дарроуби тон Зигфрида был почти виноватым.

– Джеймс, я получил письмо от бротонского Грайера. Оказывается, он кастрировал жеребенка, тот рухнул на него, так что он лежит с парой треснувших ребер. Видимо, помощник недавно от него ушел, так что заниматься его вызовами некому. Он хочет, чтобы я одолжил вас ему на неделю-другую.

– Нет-нет! Тут какая-то ошибка. Я ему не нравлюсь.

– А ему никто не нравится. И ошибки нет, прямо так и написано, и право же, что мне остается?

– Но единственный раз, когда я с ним встретился, он напялил на меня жуткий резиновый комбинезон, так что по его милости я выглядел полным олухом.

Зигфрид скорбно улыбнулся:

– Я помню, Джеймс, помню. Он вредный старый черт, и мне очень тяжело подвергать вас этому, но я же не могу ему отказать, не правда ли?

Я просто не поверил своим ушам. В тот момент даже идея о подобном казалась абсолютно нереальной. Однако она обрела ощутимую реальность теперь, когда я стоял в ногах кровати Грайера и слушал, как он злобствует. А он уже принялся за меня с другой стороны:

– Еще одно: жена сказала, что вы не стали есть овсянку. Она вам не понравилась.

Я переступил с ноги на ногу:

– Нет-нет, очень вкусная. Просто мне что-то не хочется есть. – (Я ковырял ложкой в безвкусном месиве, стараясь съесть хоть немножко, но оно быстро встало мне поперек горла.)