О всех созданиях – больших и малых

Коров было около дюжины, и не обычных шортгорнок, но айрширок, очень здоровых и ухоженных. Мою пациентку я сразу определил по розоватому выпячиванию вагинальной стенки величиной с футбольный мяч и шейке матки в продольных бороздах. Фермер, вызвав ветеринара, не тратил времени зря: розовая масса была чистой и неповрежденной.

Он внимательно наблюдал, как я обработал выпавший орган антисептиком и водворил его на место, потом он помог мне соорудить приступку из дерна и досок, чтобы корова встала на нее задними ногами. Когда мы все закончили, корова стояла так, что хвост у нее был заметно выше головы.

– Так, говорите, если несколько дней давать ей льняное масло, эта штука больше не вывалится?

– Вот именно, – сказал я. – Но следите, чтобы зад у нее был приподнят.

– Обязательно, молодой человек, и большое вам спасибо. Я знаю, вы очень для меня постарались, и я буду рад снова с вами свидеться.

Садясь за руль, я испустил мысленный стон. Постарался! С чего вдруг эта штука останется на месте без швов? Но я должен был следовать инструкциям, и Грайер, как он ни не приятен, все-таки не круглый дурак. Не исключено, что он прав. Я выкинул случившееся из головы и поехал по следующему вызову.

Менее чем через неделю, когда я за завтраком ковырял неизбежную овсянку, Грайер, который уже рисковал спускаться вниз, внезапно рявкнул:

– У меня тут открытка от Адамсона. Он не удовлетворен вашей работой. Поедем сейчас туда вместе и выясним, что не так. Мне такие жалобы не нравятся.

Его обычное выражение обиженности на всех и вся стало еще заметнее, на белесые глазки навернулись слезы, и мне почудилось, что вот сейчас эти слезы подсолят овсянку.

На ферме мистер Адамсон сразу повел нас в коровник.

– Ну, что вы об этом скажете, молодой человек?

Я посмотрел, и у меня екнуло сердце. Розовая выпуклость теперь превратилась во вздувшуюся лиловатую массу. Она была облеплена грязью, и сбоку змеилась воспаленная рана.

– Недолго она там оставалась, а? – негромко сказал фермер.

От стыда у меня перехватило горло. Так безобразно обойтись с отличной коровой! Я чувствовал, как краска заливает мне лицо, но, к счастью, рядом стоял мой патрон – сейчас он все объяснит. Я обернулся к Грайеру, который сопел, что-то мямлил, моргал глазами, но так ничего и не сказал. А фермер продолжал:

– Сами видите, она ее поранила. Верно, зацепила за что-то. И вот что: не нравится мне ее вид.

Не в характере этого доброго человека было предъявлять претензии, но он был очень расстроен.

– Может, вы бы сами, мистер Грайер? – сказал он.

Грайер, который так и не сказал ни единого внятного слова, теперь мгновенно приступил к делу. Выстриг шерсть у основания позвоночника, сделал эпидуральную анестезию, вымыл и дезинфицировал матку и с усилием водворил ее на место. Затем наложил несколько крепких швов, использовав дюймовые резиновые трубочки, чтобы швы не впивались в вагину. Законченная работа выглядела аккуратной и профессиональной.

Фермер мягко положил руку мне на плечо:

– Вот это больше похоже на дело. Теперь видно, что снова она не вывалится, верно? Так почему вы-то так не сделали, когда приезжали в прошлый раз?

Я опять повернулся к Грайеру, но на него вдруг напал страшный кашель. Я продолжал смотреть на него, но он молчал, и, повернувшись на каблуках, я вышел из коровника.

– Да вы не расстраивайтесь, молодой человек! – крикнул мне вслед мистер Адамсон. – Всем нам учиться приходилось, а опыт ведь ничем не заменишь, верно, мистер Грайер?

– Верно, верно. Справедливо, да, справедливо, – промямлил Грайер.

Мы сели в машину, и я ждал каких-то его объяснений. Мне было интересно, что он все-таки скажет. Но нос в лиловых прожилках был устремлен прямо вперед, выпученные глазки смотрели на дорогу перед нами ничего не выражающим взглядом.

В приемную мы вернулись в нерушимом молчании.

Добро пожаловать домой, Джеймс!

Вскоре Грайер снова слег. Он то и дело стонал, прижимал ладонь к поврежденным ребрам и вновь водворился в спальню с подушками за спиной и в розовой пижаме, застегнутой до самого верха. Единственным, что успокаивало боль, было виски, и уровень этого лекарства в бутылке на тумбочке у кровати понижался с необыкновенной быстротой.

Жизнь вернулась в тоскливую колею. Миссис Грайер обычно оказывалась рядом, когда я приходил к ее мужу с отчетом. Поднимаясь по лестнице, я слышал за дверями спальни непрерывный шепот, который обрывался, едва я открывал дверь. Я выслушивал инструкции, а миссис Грайер хлопотала у кровати: подтыкала одеяла, проводила по лбу мужа сложенным носовым платком и все время бросала на меня искоса взгляды, полные неприязни. Едва я притворял за собой дверь, как шепот возобновлялся.

Было уже довольно поздно – около десяти вечера, – когда позвонила миссис Маллард. У ее собачки в горле застряла косточка, так не приедет ли мистер Грайер, и немедленно. Я начал говорить, что он болен и я его замещаю, но опоздал: в трубке щелкнуло и послышались короткие гудки.