О всех созданиях - больших и малых

— Я ничего обещать не могу, — сказал я. — Но легче идут на поправку те коровы, которым чаще прочищают соски. Потратьте на это вечер — каждые полчаса, сумейте выкроить время. Если эту дрянь в соске удалять, едва она образуется, большого вреда от нее быть не должно. Вымя обмывайте теплой водой и хорошенько массируйте.

— А чем его смазывать?

— Да чем угодно! Главное — разминать ткани, так чтобы побольше убрать этой дряни. Можно, например, вазелином.

— У меня есть чашка гусиного жира.

— Вот и прекрасно!

Я подумал, что чашка гусиного жира обязательно найдется на любой ферме — универсальная мазь и лечебное средство и для людей, и для скотины.

Оттого что для него нашлось занятие, Терри немножко ожил. Он принес старое ведро, устроился поудобнее на доильном табурете и прислонился к корове. Вдруг он поглядел на меня через плечо с каким-то вызовом.

— Ну ладно, — сказал он, — сейчас и начну.

На другой день меня рано утром вызвали к корове с послеродовым парезом, и по дороге домой я решил заглянуть к Уотсонам. Было часов около восьми, и, войдя в маленький хлев с двумя стойлами, я увидел, что Терри уже сидит там в той же позе, в какой я оставил его накануне. Прижавшись щекой к коровьему боку, он с закрытыми глазами оттягивал больной сосок. Когда я заговорил, он вздрогнул, словно внезапно проснулся.

— Доброе утро! Вы, значит, опять за нее взялись?

Корова тоже оглянулась на мой голос, и я даже ахнул от неожиданности — настолько лучше она выглядела, чем вчера вечером. Остекленелость исчезла из ее глаз, и она посмотрела на меня с небрежным интересом, характерным для всех ее сородичей, когда они здоровы. Но самое главное — ее челюсти двигались из стороны в сторону с той неторопливой равномерностью, которая всегда радует сердце ветеринара.

— Господи! Да ее не узнать, Терри. Это просто другая корова!

Терри, казалось, с трудом разлеплял веки, но все-таки он улыбнулся:

— Нет, вы вот с этого конца поглядите.

Он медленно поднялся с табурета, разогнул спину — не сразу, а очень постепенно — и оперся локтем о круп коровы.

Я нагнулся к вымени, нащупывая вчерашнее болезненное вздутие, но моя ладонь скользнула по ровной упругой поверхности, и, не веря себе, я помял кожу между пальцами. Корова отнеслась к этому с невозмутимым спокойствием. В полном недоумении я потянул сосок. Цистерна (полость над соском, где собирается молоко) была почти пуста, но мне удалось выжать на ладонь совершенно белую струйку.

— Что же это такое, Терри? Вы подменили корову! Вы ведь меня разыгрываете, а!

— Да нет, мистер, — ответил он со своей медлительной улыбкой. — Корова та самая. Только она на поправку пошла.

— Но это невозможно! Что вы с ней делали?

— Да то, что вы мне посоветовали. Мял и сдаивал.

Я поскреб в затылке.

— Но она же совсем здорова! Ничего подобного я в жизни не видел.

— Чего не видели, того не видели, — произнес у меня за спиной женский голос. Я обернулся. В дверях с ребенком на руках стояла молоденькая жена Терри. — Вы же никогда не видели человека, который бы тер и очищал вымя всю ночь напролет, правда?

— Всю ночь напролет? — повторил я.

Она поглядела на мужа со снисходительной нежностью.

— Да, как вы ушли, он так с табурета и не вставал. И спать не ложился, и ужинать не приходил, и завтракать. Я уж носила ему сюда поесть, и чаю, кружку за кружкой. Вот ведь дурачок — как только выдержал!

Я посмотрел на Терри, на его бледные щеки, на щуплые подрагивающие плечи, на почти пустую чашку с гусиным жиром у его ног.

— Вы совершили невероятное, Терри, — сказал я. — И конечно, совсем вымотались. Но теперь ваша корова полностью выздоровела и больше никаких забот не требует. Ложитесь-ка, вздремните.

— Не могу. — Он мотнул головой и расправил плечи. — Мне на работу пора. Я и так уж опоздал.

Глава двадцать первая

— Сразу видно, что свиньи вам нравятся! — сказал мистер Уорли, когда я бочком вошел в закуток.

— Неужели?

— А как же! Мне с первого взгляда ясно. Вот вы зашли тихо, по-хорошему, почесали Принцессе спинку, поговорили с ней, и я сразу подумал: «Этому молодому человеку свиньи нравятся!»

— Отлично. Кстати сказать, вы совершенно правы: свиньи мне нравятся…

Тем временем я осторожно пробирался мимо Принцессы, не зная, как она воспримет мою дерзость. Это была внушительная зверюга, а матери с молочными поросятами нередко набрасываются на чужаков. Когда я вошел в хлев, она встала, стряхивая с себя сосущих поросят, поглядела на меня и неопределенно хрюкнула, напомнив о тех довольно частых случаях, когда я выскакивал из закутков куда быстрее, чем входил в них. При виде разинутой пасти дюжей, свирепо хрипящей свиньи я всегда обретаю удивительную резвость.

И вот теперь я был в узком закутке. Принцесса как будто отнеслась ко мне с полным благодушием. Она снова хрюкнула, но совершенно мирно, и неторопливо улеглась на солому, подставив соски жадным маленьким ртам. Эта поза позволяла мне спокойно осмотреть ее ногу.

— Ага, ага, та самая, — тревожно сказал мистер Уорли. — Утром она просто наступить на нее не могла.