О всех созданиях – больших и малых

За дверью сарая нас обдала волна солнечного света и душистого теплого воздуха. Я обернулся и посмотрел через долины на окутанные полуденным маревом высокие вершины холмов, а травянистый склон у моих ног круто уходил вниз к деревьям, между которыми поблескивала река.

— До чего же здесь, наверху, хорошо! — сказал я. — Только взгляните на овраг вон там — ведь это почти ущелье, и этот огромный холм вы, наверное, называете горой, — и я указал на великана, гордо возносившего свои вересковые плечи над всеми остальными.

— Это Хескит. Его высота почти две с половиной тысячи футов. А тот за ним — Эдлтон. И еще Уэддер в той стороне, и Колвер, и Сеннор. — Она произносила эти звучные названия с нежностью в голосе, как будто говорила о старых друзьях.

Мы сели на теплую траву. Легкий ветерок колыхал венчики полевых цветов, где-то кричал кроншнеп. Дарроуби, Скелдейл-хаус и ветеринария отодвинулись в неизмеримую даль.

— Вам просто повезло, что вы живете здесь, — сказал я. — Но, думаю, вы это и без меня знаете.

— Да, я люблю здешние края. Нигде нет ничего на них похожего! — Она замолчала и неторопливо посмотрела по сторонам. — Я рада, что вам они тоже нравятся. Приезжие обычно находят их слишком дикими и голыми. Так и кажется, что они их пугают.

Я засмеялся.

— Да, я замечал, но сам я могу только пожалеть тех ветеринаров, которые вынуждены работать вдали от йоркширских холмов.

Я заговорил о своей работе, потом как-то незаметно начал вспоминать студенческие дни, рассказывать ей об этих счастливых временах, о моих тогдашних друзьях, о наших надеждах и чаяниях.

Такая несвойственная мне словоохотливость изумила меня самого, и я смутился, подумав, что ей, наверное, скучно меня слушать. Но она тихо сидела, обхватив руками ноги в зеленых брюках, смотрела на мирную долину и слушала, словно ей было интересно. И смеялась там, где следовало смеяться.

Я с удивлением поймал себя на нелепой мысли, что с радостью забыл бы про остальные вызовы и остался бы сидеть здесь, на этом солнечном склоне. До чего же давно я не разговаривал с девушкой моего возраста! Я даже забыл, как это бывает.

По тропке мы спускались медленно и не ускорили шага в лесу, и все-таки мне показалось, что не прошло и минуты, как деревянный мост остался позади и мы очутились во дворе фермы. Я открыл дверцу машины.

— Так, значит, мы увидимся через месяц.

Какой это, оказывается, долгий срок!

Она улыбнулась.

— Спасибо за теленка.

Я включил мотор, она помахала мне и вошла в дом.

— Хелен Олдерсон? — сказал Зигфрид за обедом. — Конечно, я ее знаю. Очень милая девушка.

Тристан, сидевший напротив, промолчал, но положил нож и вилку, благоговейно возвел глаза к потолку и негромко присвистнул. Потом опять принялся за еду.

— Да, я ее хорошо знаю, — продолжал Зигфрид. — И очень уважаю. Ее мать умерла несколько лет назад, и весь дом держится на ней. Она и готовит, и заботится об отце. А кроме того, у нее на руках младший брат и сестра. — Он положил себе еще картофельного пюре. — Поклонники? Ну, от поклонников у нее отбоя нет, но жениха она себе как будто пока не нашла. Разборчивая девушка, должен сказать.

В роли инспектора министерства

Когда я упрямым шагом в девятый раз пересекал луг мистера Кея, мне в голову начала закрадываться мысль, что, быть может, этот мой день обещает стать не самым удачным. Уже некоторое время я был МВИ, важным владельцем маленького удостоверения, сообщавшего всем, кого это касалось, что Джеймс Хэрриот, член Королевского ветеринарного общества, был теперь местным ветеринарным инспектором министерства сельского хозяйства, рыболовства и продовольствия. Это означало, что мне приходилось выполнять много рутинных обязанностей вроде выборочных профилактических проверок и туберкулинизации. А еще это высветило то, о чем я уже довольно давно подозревал, — отношение фермеров в йоркширских холмах к понятию времени было совсем иным, чем у меня.

Когда я приезжал заняться заболевшим животным, все бывало иначе. Хозяин встречал меня, а мой пациент или пациентка ждали меня в отдельном стойле. Но когда я посылал извещение, что приеду для проверки их удойных коров или туберкулинизации их стада, все менялось как по волшебству. В извещении точно указывалось время, к которому животные должны быть собраны в загоне, и я соответственно планировал свой день; около пятнадцати минут на проверку и несколько часов на туберкулинизацию, в зависимости от числа коров. Если меня заставляли ждать, пока коров пригонят с пастбища, хотя бы десять минут, это попросту означало, что после шести визитов я отстану от своего расписания на час.