О всех созданиях – прекрасных и разумных

Несомненный прогресс! Мистер Китсон ухватил овцу за шею, а я опустился позади нее на колени и обмакнул руки в ведро с водой. Против обыкновения утро выдалось теплое. Вообще-то, время, когда в Йоркшире ягнятся овцы, в моей памяти прочно связано с резким ветром, гуляющим по жухлой траве на склонах, с растрескавшейся кожей на руках, с пальцами, ноющими от холода, перчатками, шарфами, онемевшими кончиками ушей. Уроженец Глазго, я год за годом ждал теплой душистой весны, такой обычной на западе Шотландии. Вот уже тридцать лет прошло, а я все жду, и в душу ко мне медленно закрадывается подозрение, что в Йоркшире я ничего подобного никогда не дождусь.

Но это утро выдалось особенное. Теплое солнце лило лучи с безоблачного неба, ветра не было, и лишь легкий зефир овевал меня ароматами полевых цветов и нагретой солнцем травы. А мне предстояла самая любимая моя работа. Я чуть было не засмеялся от чистой радости, когда ввел руку. Места сколько угодно! Все влажное, как положено, ничего не подпорчено! А размотать этот клубочек проще простого. И секунд через тридцать передо мной на траве закопошился ягненок, а несколько секунд спустя – второй и третий. После чего, к вящему моему восторгу, я, продвинув руку глубже, обнаружил еще одно раздвоенное копытце и извлек на свет четвертого ягненка.

– Четверня! – весело крикнул я, но фермер моего восхищения не разделил.

– Куда их столько! – пробурчал он. – Только лишние хлопоты. Двух ей и за глаза хватило бы. – Он умолк и посмотрел на меня особенно кисло. – А вот уж вас-то звать и вовсе не к чему было. Так-то я бы и сам справился.

Я только печально посмотрел в ответ, не вставая с корточек. Уж такая наша профессия: ты всегда в проигрыше. Будешь долго возиться – никуда ты не годен, а сделаешь быстро – незачем тебя и вызывать было! Я в свое время отверг совет одного моего старого искушенного коллеги, который не без цинизма поучал меня: «Никогда при окоте не торопитесь! Если понадобится, так этих чертенят и поглубже затолкнуть можно. Лишь бы видимость была!» Но в такие минуты я его хорошо понимал.

Впрочем, я быстро утешился, наблюдая за четырьмя ягнятами. Как часто у меня сердце болело за новорожденных, явившихся на свет в самую мерзкую погоду, порой даже в снег или гололедицу! Но нынче было одно наслаждение смотреть, как они стараются встать на ножки под ласковым солнцем, а их мохнатая шкурка уже почти совсем высохла. Мать, как по волшебству обретшая стройность, зачарованно переходила от одного к другому, будто не веря собственным глазам. Она обнюхивала их, облизывала, и вскоре в ответ на ее утробные смешки послышались тоненькие фальцеты ее семейства. От этого пленительного разговора меня отвлек фермер:

– А вон матка, которую вы тогда опростали.

Я оглянулся: да, гордо семенит мимо, а сбоку трусит малыш.

– Да-да. Выглядит она прекрасно…

Взглянуть на нее было приятно, но чуть подальше я увидел… Обычно я овец различаю плохо, но у этой была особая примета – запомнившаяся мне пролысина, полоска голой кожи, обтягивающая позвонки. Нет, я не ошибаюсь! И, махнув в ту сторону рукой, я спросил:

– А вот эта, там?..

Фермер посмотрел, куда я указываю:

– Ну да, та самая, которая в конюшне лежала, когда вы в прошлый раз приезжали. – Он перевел на меня ничего не выражающий взгляд. – Та самая. Вы еще мне велели Мэллоку позвонить.

– Но… но она же умирала! – выпалил я.

Уголки губ мистера Китсона дернулись почти в подобии улыбки.

– Так вы тогда и говорили, молодой человек. – Он сгорбил плечи. – Дескать, ей недолго осталось. Верно?

Мне нечего было ответить. Я уставился на него в изумлении. Но он, вероятно, был удивлен не меньше, потому что продолжал:

– Одно вам скажу. Я с овцами, можно сказать, весь свой век прожил, так эдакого я ни разу не видел. Она просто взяла да заснула.

– Неужели?

– Вот-вот! Говорю же вам: заснула да два дня и проспала.

– Она проспала два дня?

– Вот-вот! Два дня. Что я, шучу, что ли? Я все в конюшню заглядывал, а она спит себе да спит. Пролежала смирнехонько ночь, и еще день, и еще ночь. А на третье утро захожу, а она уже стоит – корм ей, значит, подавай!

– Поразительно! – Я выпрямился. – Я должен посмотреть на нее поближе.

Мне действительно хотелось взглянуть, как рассосался этот страшный синий отек под хвостом, и я подходил к ней осторожно, мало-помалу оттесняя ее в дальний угол лужка. Там мы на несколько секунд замерли в напряжении. Я сделал обманный выпад, она ловко увернулась. Еще один – то же самое. И тут я прыгнул, чтобы вцепиться ей в шерсть, но она легко предугадала мое намерение и проскочила у меня между руками, дробно стуча копытцами. Я было погнался за ней, но было слишком жарко, да и резиновые сапоги – не самая идеальная обувь для того, чтобы бегать по лугу. И вообще, я давно пришел к выводу, что в тех случаях, когда ветеринару не удается изловить своего пациента, беспокоиться особенно незачем.