О всех созданиях - прекрасных и удивительных

Снаружи по-прежнему падал снег — городской снег, опускающийся на улицы сырой завесой, чтобы превратиться в грязное месиво на мостовых и тротуарах. Я поднял воротник повыше и поглубже утонул в кожаной роскоши «бентли». Мы проносились мимо темных зданий, темных магазинов, и я ждал, что Гранвилл вот-вот свернет в боковую улицу и остановится, но минуты шли, и, миновав окраины, мы выехали на Северное шоссе. Значит, заседание назначено где-то за городом, решил я и хранил молчание, пока у Скотч-Корнера мощная машина не свернула на Старую римскую дорогу по направлению к Боузу.

Я зевнул и потянулся.

— Кстати, Гранвилл, а где назначено заседание?

— В Эплби, — невозмутимо ответил мой коллега.

Я подскочил на сиденье, но тут же расхохотался.

— Что вас так забавляет, сынок? — осведомился Гранвилл.

— Ну-у… Эплби!.. Ха-ха-ха! Послушайте, куда мы все-таки едем?

— Но я же сказал вам, малыш. В Эплби, в «Герб Пембертонов», чтобы быть точнее.

— Вы серьезно?

— Разумеется.

— Но, черт побери, Гранвилл! Это же по ту сторону Пеннинских гор!

— Совершенно верно. Как всегда и было, малыш.

Я запустил пятерню в волосы.

— Погодите! В такую погоду — и сорок миль? Оно того не стоит. И через Боузское нагорье не проехать. Я еще вчера слышал, что там заносы. И вообще уже восемь. Мы наверняка опоздаем.

Гранвилл протянул ручищу и погладил меня по колену.

— Да не беспокойтесь вы, Джим! Отлично доедем. И как раз вовремя. Не забывайте, это не машина, а лев. И небольшой снежок для нее сущие пустяки.

И словно в подтверждение своих слов он выжал газ: мощный автомобиль стремительно ринулся по прямому отрезку шоссе. На повороте в Грета-Бридж нас слегка занесло, мы с ревом пронеслись через Боуз, и дорога круто пошла вверх. Я почти ничего не видел — тут валил настоящий деревенский снег: огромные сухие хлопья летели навстречу автомобильным фарам и присоединялись к миллионам своих собратьев, уже устлавших дорогу пушистым ковром. Я не понимал, как Гранвилл вообще способен что-то различать впереди, а уж тем более гнать машину на такой скорости, и боялся подумать о том, что через несколько часов нам придется возвращаться этим путем, когда ветер наметет сугробы на шоссе. Но я молчал. Общество Гранвилла явно преображало меня в подобие девствующей тетушки, а потому я не открывал рта и молился мысленно.

Той же политики я придерживался, пока мы проезжали Бро, добрались до нижней дороги почти без снега, и наконец в полном ошеломлении вылезли из «бентли» перед «Гербом Пембертонов». Было девять часов.

Мы проскользнули в зал, и я сел в последнем ряду, готовый пополнить свои сведения о маститах. На эстраде ораторствовал какой-то человек, и вначале я никак не мог уловить смысла его слов: ни о каких болезнях животных он не упоминал. Но вскоре все стало предельно ясно.

— Мы глубоко благодарны, — говорил он, — профессору Миллигену за то, что он проделал такой путь и прочел нам столь интересный и поучительный доклад. Я знаю, что выражу мнение всех присутствующих, когда скажу, что слушать его было истинным наслаждением, а потому прошу вас выразить свою благодарность, как это водится.

Раздались громкие аплодисменты, затем послышался нестройный, многоголосый гул и заскрипели отодвигаемые стулья.

Я растерянно обернулся к Гранвиллу:

— Они выразили ему благодарность. Мы опоздали к докладу.

— Совершенно верно, малыш. — Мой коллега не выразил особого разочарования или даже удивления. — Идемте со мной. Это можно кое-чем компенсировать.

Мы смешались с толпой ветеринаров и по мягкому ковру коридора прошли в другой зал, где люстры озаряли столы, уставленные всякими яствами. Тут я все окончательно понял. Это была коммерческая презентация, и, по мнению Гранвилла, стоящая часть вечера еще только начиналась. Тут мне припомнились слова Зигфрида, что Гранвилл терпеть не может упускать подобные случаи. Хотя хлебосольнее человека трудно было бы отыскать, возможность подзакусить и выпить на дармовщинку неотразимо влекла его.

А он уже целенаправленно увлекал меня к стойке. Однако продвигались мы медленно еще из-за одной особенности Гранвилла: он словно был на короткой ноге со всеми присутствующими. С того дня мне много раз доводилось бывать с ним в ресторанах, в трактирах, на балах — и всюду происходило одно и то же. По правде говоря, мне частенько взбредало в голову, что, окажись мы с ним в дебрях Амазонки в неизвестном селении неведомого племени, какой-нибудь индеец обязательно вскочил бы на ноги и с криком: «Привет, Гранвилл! Как поживаешь, старина?» — похлопал бы его по спине.

Впрочем, в конце концов он проложил нам путь через толпу к стойке, где властвовали два уже порядочно задерганных смуглых человечка в белых куртках. Они работали с хмурой сосредоточенностью, по опыту зная, что на ветеринарных вечерах виски не напасешься. Но они тотчас оторвались от своего занятия, едва над стойкой воздвиглась массивная фигура моего коллеги.

— А, мистер Беннет! Как поживаете, мистер Беннет?

— Добрый вечер, Боб. Рад вас видеть, Редж, — величественно отозвался Гранвилл.