О всех созданиях - прекрасных и удивительных

На следующее утро из Марстона не позвонили. Мне просто не верилось. Неужели все благополучно кончилось? Но во время объезда на одной из ферм мне сообщили, что меня срочно вызывают в Сиреневый коттедж, и я похолодел. Место было отдаленное, отел очень сложный, и дело шло к четырем, когда я вылез из машины перед калиткой, такой теперь знакомой! Дверь коттеджа была открыта, и я пошел к ней по дорожке, но тут в мою ногу ударил какой-то коричневый снаряд. Синди! Но преображенная Синди — рычащий, лающий комочек ярости. Я попятился, но она впилась зубами в отворот моих брюк и повисла на нем.

Я прыгал на одной ноге, пытаясь стряхнуть ее, но тут взрыв звонкого, почти девичьего смеха заставил меня обернуться.

С порога на меня, все еще прыская от смеха, смотрела миссис Дули.

— Право слово, едва родила, как совсем другой стала. Маленькая, а как их охраняет! Мать, каких поискать! — Она с нежной любовью взирала на собачку, болтающуюся на моей ноге.

— Так, значит, щенки…

— Мне сказали, что вы там еще долго будете, ну, я и позвонила мистеру Фарнону. Он тут же приехал, и вот что я вам скажу: сразу сделал Синди укол, про который я вам еще когда говорила! И не успел он за калитку выйти, как щенки один за другим и пошли, и пошли. Семерых принесла. Такие дусеньки.

— Прекрасно, миссис Дули… Великолепно.

Зигфрид, конечно, нащупал щенка в проходе… Тут мне удалось избавиться от Синди, и хозяйка подхватила ее на руки, чтобы я мог пойти на кухню полюбоваться новорожденными.

Щенки, бесспорно, были отличные. Я поднимал крохотные пищащие комочки, а мать рычала на меня из объятий миссис Дули, как изголодавшийся волкодав.

— Они просто прелесть, миссис Дули, — проворковал я.

Она поглядела на меня с сожалением.

— Я же вам с самого начала объяснила, что надо сделать, а вы слушать не хотели. Всего-то и надо было, что один укольчик сделать. Мистер Фарнон ну такой дусик! Прямо как мистер Брумфилд.

Всякому терпению есть предел!

— Но поймите же, миссис Дули, он просто приехал в нужный момент. Если бы я успел…

— Ну, ну, молодой человек, не надо обижаться. Я же вас не виню. Просто кто поопытнее… Вот так мы и учимся. — Она задумчиво вздохнула. — Легонький такой укольчик. Попросите, чтобы мистер Фарнон вам показал, как его делать. Ведь он еще и за калитку не вышел, как…

Я не выдержал. Выпрямившись во весь рост, я произнес ледяным тоном:

— Миссис Дули, сударыня, в последний раз повторяю вам…

— Фу-ты, ну-ты! — воскликнула она уничтожающе. — Нечего мне пыль в глаза пускать. Мы без вас прекрасненько обошлись, так что же теперь-то жаловаться! — Ее взгляд налился свинцовой суровостью. — И еще: меня зовут не миссис Дули!

Меня пошатнуло. Мир рушился неизвестно куда.

— Простите, что вы сказали?

— Я сказала, что меня зовут не миссис Дули!

— Не… миссис…

— Нет! — Она протянула в мою сторону левую руку, и, тупо глядя на ее пальцы, я мало-помалу сообразил, что на них нет ни единого кольца. Наверное, то обстоятельство, что наше знакомство с самого начала шло на очень высоких нотах, помешало мне заметить это раньше.

— Нет, — повторила она. — Никакая не миссис, а мисс!

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Приемная полным-полна! Но радость от такой приятной неожиданности сразу угасла, когда я вгляделся в ряды голов. Всего только Диммоки.

Познакомился я с Диммоками как-то вечером, когда меня вызвали к собаке, которая попала под машину. Адрес привел меня в старую часть города, и я медленно ехал вдоль ряда обветшалых домишек, высматривая нужный номер, как вдруг дверь впереди распахнулась, и на мостовую высыпали трое растрепанных ребятишек и отчаянно замахали мне руками.

— Он туточки, мистер! — завопили они хором, едва я вылез из машины, и начали наперебой объяснять: — Бонзо! Его машина стукнула! Мы его домой на руках несли, мистер! — тараторили они.

Они тянули меня за рукава, вцеплялись в пиджак, и уж не знаю, как мне удалось открыть калитку. Когда же я все-таки пошел по дорожке к дому, то поднял глаза и обомлел: все окно изнутри облепили детские мордашки, над которыми махали и стучали по стеклу неугомонные руки.

Едва я переступил порог — дверь вела прямо в жилую комнату, — как на меня налетел живой смерч и утащил в угол, где я увидел своего пациента. Бонзо сидел, выпрямившись, на рваном одеяле — косматый псище неопределенной породы. Судя по его виду, ничего особенно страшного с ним не произошло, но выражение морды у него было самое страдальческое и полное жалости к себе. Вокруг звенели озабоченные голоса, и разобрать хоть что-нибудь в этом общем хоре было невозможно; и я решил прямо заняться осмотром. Ноги, таз, ребра, позвоночник — ни единого перелома. Ни малейших признаков внутренних повреждений. Цвет слизистых здоровый. В конце концов мне удалось обнаружить легкую болезненность в левом плече — и только. Пока я его ощупывал, Бонзо сидел как каменный истукан, но едва я кончил, он рухнул на бок и виновато посмотрел на меня, похлопывая хвостом по одеялу.

— Верзила ты бессовестный, вот кто ты, — сказал я, и хвост задвигался энергичнее.