Господствующий повсюду мрак, теснота, долетающие крики грешников, духи злобы в их адском безобразии – все это слилось для несчастного страдальца в невыразимый страх и томление. Он всюду видел и слышал только страдание, и ни ползвука радости не было в необъятной бездне ада! Одни лишь огненные глаза демонов сверкали в преисподней тьме, и носились пред ним их исполинские тени, готовые сдавить его, сожрать и сжечь своим гееннским дыханием. Бедный страдалец затрепетал и закричал, но на его крики отвечала только адская бездна своим замирающим вдали эхом и клокотанием гееннского пламени. Ему казалось, что прошли уже целые века страданий. С минуты на минуту он ждал к себе светоносного Ангела.
Наконец страдалец отчаялся в его появлении и, скрежеща зубами, застонал, заревел что было силы, но никто не внимал его воплям. Все грешники, томившиеся в преисподней тьме, были заняты собой, своим собственным мучением.
Но вот тихий свет ангельской славы разлился над бездной. С райской улыбкой подошел Ангел к нашему страдальцу и спросил:
– Что, каково тебе, брат?
– Не думал я, чтоб в ангельских устах могла быть ложь, – прошептал он едва слышным, прерывающимся от страданий голосом.
– Что такое? – спросил Ангел.
– Как что такое? – произнес страдалец. – Ты обещал взять меня отсюда через три часа, а между тем целые столетия протекли в моих невыразимых мучениях!
– Что за годы, что за столетия? – кротко и с улыбкой отвечал Ангел. – Прошел только час со времени моего ухода, и тебе осталось здесь пробыть еще два часа.
– Как два часа?! – в испуге спросил страдалец. – Еще два часа?! Ох, не могу терпеть, нет сил! Если только можно, если только есть воля Господня, умоляю тебя, возьми меня отсюда! Лучше на земле я буду страдать годы и века, даже до последнего дня, до самого Пришествия Христова на Суд, только выведи меня отсюда! Невыносимо! Пожалей меня! – со стоном воскликнул страдалец, простирая руки к светлому Ангелу.
– Хорошо! – ответил Ангел.
С этими словами страдалец открыл глаза и увидел, что он по-прежнему дома. Он был в крайнем изнеможении. Страдания духа отозвались и в самом теле. Но с той поры он с радостью переносил свои страдания, помня ужас адских мучений и благодаря милосердного Господа.
Час адских мук на земле
Долгое время при нашей церкви бессменно служил церковным старостой Гавриил Иванович Гончар. Прихожане очень любили его и всегда говорили о нем:
– У нас никого нет справедливее и усерднее до Божьего храма, чем Гавриил Иванович. Мы боимся и подумать, как можно его кем-то заменить. Просим, чтобы до самой смерти он был нашим старостой!
И служил он при церкви до самой своей кончины, которую удостоился принять на Пасхальной неделе.
Гавриил Иванович был кристально честным человеком, его сердце было полно безмерной христианской любви и кротости. Бог не даровал ему детей, он жил с женой, братом и племянником. Никто никогда не видел его праздным, и Богу ведомо, что он всегда творил умную молитву. Внешне он был похож на отца Серафима Саровского, в год канонизации которого и умер.
Никаких спиртных напитков и табака Гавриил Иванович не употреблял и других всегда кротко вразумлял за нетрезвость и курение. Служил я с ним уже в последние годы его жизни, но все люди говорили, что знают дедушку Гавриила трезвенником, сколько помнят. Несколько раз я расспрашивал его, почему он такой строгий трезвенник, что даже когда он был болен, то не послушал врача и не стал пить вина. Дедушка отнекивался и переводил разговор на другую тему.
За год до его кончины как-то ехали мы вместе с ним в город. Гавриил Иванович собирался положить там небольшую сумму денег на нужды церкви и на свое поминовение. Обычно молчаливый, на этот раз дедушка был очень словоохотлив и много рассказывал о Святой Земле и Афоне, где он прожил месяц. Его очень поразило там, что на каждой трапезе всем дают вина, и ему давали…
– А мне-то нельзя! – сказал дедушка.
Вот тут-то я и упросил его рассказать, почему ему нельзя выпить даже и малой рюмки слабого вина с водой.
– Был я один сын у отца, жили мы зажиточно. Родители мои учили меня уму-разуму и воли мне не давали. Но, известно, молодость: собираются вечером, нанимают музыкантов, пьют водку, а на выпивку да на гостинцы девчатам берут тайком из дома. Был и я такой, и хотя отец и наказывал меня, но я все время изворачивался, а у нас из дома можно было долго тянуть, и это было бы незаметно. Повадился я на гулянки, а там и стал втягиваться в пьянство. Без водки уже скучно жить мне стало. А тут неожиданно умер отец. Своя воля стала, мать я не слушался. Тогда она меня женила, надеялась, что я исправлюсь. Но уже поздно было, я не мог остановиться. Наверное, совсем бы пропал, если бы Господь не оглянулся на меня.