— Не нужна мне ваша икра, Геннадий Иванович! Вы лучше гречневую крупу додайте, которую в прошлый раз не довезли — строго ответила Лариса Николаевна на любезность, даже не считая нужным поздороваться.
— Будет сделано, распрекрасная Лариса Николаевна, в сей же момент будет сделано — рассыпался в любезностях Геннадий Иванович и отдал приказание насчет крупы. Павлова нисколько не удивили апартаменты, в которых проживала Татьяна Ивановна. Другие коттеджи, расположившиеся вдоль «улицы академиков» по-видимому, были точно такими же: с трехметровыми потолками и огромным количеством комнат. Не удивился же он такой роскоши потому, что в аналогичных условиях в подмосковном городе Дубна проживали «очлененные» ученые Международного института ядерных исследований. Но в Дубне, как он знал по рассказам своего старшего брата Сергея, коттеджи строили немецкие военнопленные.
«Интересно, — подумал он. — Кто же возводил жилье для академиков и членкоров в Новосибирском Академгородке? Неужели, пленные японцы?» Татьяна Ивановна вышла в гостиную одетая в строгий английский костюм. Пожилая женщина была довольно стройная, но не высокая, с аристократически тонкими пальцами и запястьями. Седые волосы ее были собраны в прическу, а в глазах поблескивало старомодное пенсне — очки без заушных дужек, держащиеся на носу посредством зажимающей переносицу пружины. «Здравствуй, Димочка! Наконец-то приехал!»— приветствовала она Павлова, подавая руку для поцелуя так, как это было принято во времена до исторического материализма. Небольшой круглый стол в гостиной был сервирован на три персоны.
По просьбе Татьяны Ивановны ее домохозяйка достала из старинного шкафа для посуды китайский фарфоровый сервиз, по-видимому, очень ценный. Серебряные ложки и позолоченные ажурные вазы для печенья и сладостей с клеймом царских времен подчеркивали особое отношение хозяйки дома к посетившему ее гостю. В последний раз Павлов встречался с Татьяной Ивановной два года тому назад в Москве, когда она приезжала на какое-то важное мероприятие в Академии медицинских наук СССР. На предоставленном ей управделами академии легковом автомобиле он сопровождал ее в поездке на Ваганьковское кладбище и в Новодевичий монастырь. В отличие от большинства пожилых людей с дореволюционным стажем жизни, с которыми Павлову доводилось общаться, Татьяна Ивановна не любила предаваться воспоминаниям. Ее больше волновало то, что происходит вокруг. Будучи ровесницей века, она считала, что в полном смысле XX век начался в 1914 году, и не скрывала своего пессимизма по поводу того, чем он должен, по ее мнению, закончится. На него произвели очень сильное впечатление ее резкие суждения об ограниченности просветительского и рационалистического определения человека как
— Извини, бабушка, — встряла в разговор Лариса Николаевна, — разве ты мне не рассказывала о том, что эти «дебилы» могли в уме складывать, умножить и делить шестизначные цифры?
— Увы, и это тоже — парадокс нашего времени, когда у многих людей атрофируются многие жизненно-важные способности, но зато гипертрофированно развиваются другие, которые совершенно не надобны — ответила на замечание внучки Татьяна Ивановна. За 15 минут до окончания его визита Лариса Николаевна объявила о том, что ей надо завести машину и прогреть мотор. Когда она вышла, Татьяна Ивановна, разумеется, по секрету, сообщила ему то, что он меньше всего ожидал услышать: