О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки

В ходе первоначального следствия выяснилось, что из «особой картонки» исчезли 18 всеподданнейших докладов А.Ф. Орлова за 1847 г., четыре вырезки из которых и посылались императору с анонимным письмом. Управляющий III Отделением Л.В. Дубельт, на котором лежали функции по порядку прохождения бумаг в ведомстве, потребовал строгой ревизии всего делопроизводства. Особое внимание при этом обращалось на место хранения секретной документации и степени ее доступности. Как следовало из материалов ревизии, в каждом из структурных подразделений III Отделения были свои «текущие» архивы, дела которых по истечении положенного срока, сдавались в общий архив, устроенный в 1847 г. Секретные дела велись, в основном, в 1 экспедиции и доступ к ним имел лишь определенный круг лиц. Всеподданнейшие доклады хранились отдельно от общего делопроизводства экспедиции, в специальном шкафу.

Было понятно, что кражу совершил человек не посторонний, а чиновник, хорошо ориентировавшийся в делопроизводстве ведомства и имеющий доступ в 1 экспедицию. А.Ф. Голицын прекрасно знал всех чиновников III Отделения, атмосферу, царившую в ведомстве: чиновники были немолодые, степенные, подолгу работавшие друг с другом, составлявшие тесный кружок единомышленников, хорошо осознававших в каком ведомстве они служат и с какого рода документами имеют дело. Как явствовало из материалов следствия, чиновник, совершивший кражу бумаг «действовал исключительно из злобы и мщения». За один день из всего немногочисленного количества чиновников[180] был вычислен подобный человек.

Им оказался служащий в архиве А.М. Петров, зачисленный в III Отделение в 1847 г. по высочайшему повелению за оказанные правительству услуги. Услуги бывшего студента киевского университета Св. Владимира состояли в том, что он, будучи осведомлен о существовании Кирилло-Мефодиевского общества и его членах, откровенно изложил свои познания в III Отделении. Шеф жандармов А.Ф. Орлов предложил императору отблагодарить Петрова, зачислив его на службу в государеву канцелярию. Интересно отметить, что управляющий ведомством Л.В. Дубельт, не желая иметь у себя доносчика, был против подобного зачисления и предлагал наградить Петрова денежной премией. Петров все же был зачислен в штат с правами действительного студента и жалованьем 515 рублей серебром в год и был прикомандирован к архиву для «…приведения его в порядок, так как знал иностранные языки и умел читать старинные рукописи»[181]. Отношения Петрова с сослуживцами складывались непросто – чиновники сторонились доносчика, сам Петров характер имел скрытный, неуживчивый, его угнетало безденежье, тревоги за оставшуюся в Старо дубе мать. Круг его петербургских знакомых был небольшой. Киевский приятель поручик 3-й гвардейской гренадерской артиллерийской бригады Л.Я. Багговут свел его с полковником А.В. Висковатовым, занимавшимся по приказанию Николая I историческими изысканиями по составлению хроники полков русской армии. Петров составлял некоторые биографии, занимался переводами.

Поводом для ареста Петрова послужило нахождение в ящике его рабочего стола многочисленных вырезок и сургуча точно совпадавших, как установили эксперты, с буквами и сургучом на безымянном конверте. Все бумаги Петрова, как находившиеся в его петербургской квартире, так и у матери в Стародубе, были опечатаны и доставлены в III Отделение. Среди бумаг внимание следователей привлекло письмо, написанное неким П.К. Меньковым. Рассказывая приятелю о своих исторических изысканиях по истории Малороссии Меньков про между прочим просит Петрова: «…История казачества с ополчения 1812 г. и до основания казацких полков в 1831 году становится темна – вероятно, есть у вас официальные бумаги, обвинения и оправдания Репнина – это может объяснить дело…Еще мой друг, услуга. Мой товарищ детства Федор Васильевич Чижов по подозрению в делах Малороссии был схвачен в Петербург – понимается, что он как истинно умный и благородный человек, чуждый вздоров, был оправдан. Но на него были доносы из за границы и нельзя ли схватить резюме этих доносов, в чем они заключались и через кого они шли, по его мнению, из Австрии. Одолжите – он никогда не узнает источника, что же касается до меня, то моя с виду болтливая натура, нема и крепка…»[182].