О животных, людях и нелюдях

– Люська-то вчера в кожвендиспансере была. Положительный у нее, – отвернув голову вбок и зевнув, произнесла кошка, наслаждаясь произведенным эффектом.

В яйцах у Панкратова противно заныло. Он вспомнил, как позавчера Людмила ему позвонила. И предупредила, чтобы не приходил, типа простудилась на сквозняке, температурит.

– Врешь.

– Информация верняк. Сама у открытого окна сидела. Слышала, как доктор Люську диагнозом приложил.

– А диагноз какой?

– Валерьянки дай, скажу.

– Говори, тогда дам.

– Сходи в кожвен, проверься, – ухмыльнулась кошка, – и бате-командиру не забудь доложить.

– Вот тварь, – неизвестно про кого сказал Панкратов и полез в шкаф за припрятанной валерьянкой.

Закрыв плотно тяжелую дверь старого шкафа, он налил на разделочную доску для рыбы лужицу капель.

– На, но прежде чем ужрешься, давай говори.

– Да че ты жмешься-то? Наливай по полной, – нервным сопрано ответила кошка.

Панкратов добавил еще. Кошка выхватила у него доску из рук и метнулась к балкону. Ловко перемахнула на соседский балкон. И там, шурша языком по фанерной доске, тотчас предалась своему наркотическому угару.

– Ты слово-то держишь? – крикнул ей Панкратов.

– Не ссы, капитан. Насморк у Люськи, орз подхватила, – осклабилась кошка.

– Скотина неблагодарная, – сказал Панкратов и выдохнул. В яйцах у него отпустило.

Кошка, слизав все капли валерьянки, еще долгое время продолжала шоркать языком по доске.

Затем остановилась и, приподняв голову, взглянула сквозь капитана. Язык у нее распух и свешивался вбок, глаза блуждали по неровным орбитам.

Не фига ее торкнуло, подумал Панкратов. Хотел сказать вслух, но осекся.

– Слюшай, я тибе адын умный вэщь скажу, ты только не абыжайся, – голосом Фрунзика Мкртычана из "Мимино" вдруг произнесла кошка.

– В 91-ом году твой Союз развалится. Появится интернет. Жизнь людей сильно изменится и никогда уже не будет прежней, – продолжила она говорить уже другим, каким-то неживым голосом.

– Чего ты чешешь, кот Чеширский? – рассмеялся Панкратов, – какой Союз, какой интернет?

– Ты ж неглупый парень. И живучий. За речкой побывал и не скурвился.

– Было дело. И что?

– А то, что лет через пятнадцать начинай активно работать с интернетом, узнаешь, – уже с трудом шевеля языком, устало ответила кошка.

– Знатно тебя плющит, такую пургу гонишь, – торжествующе сказал Панкратов.

Он не поленился набрать полведра воды и выплеснуть на соседский балкон.

– Дурак, – фыркнула кошка и спрыгнула вниз.

Больше Панкратов ее не видел. А в 91-ом году у него появился щенок по имени Герда. И распался Союз.

Но это уже другая история.

***

Кот

(Все имена и события в данном рассказе вымышлены, любые совпадения с реальными людьми неслучайны)

– Гулять пойдешь? Или так и будешь тапки прованивать? – уныло спросил Бобыч у кота для проформы. Он открыл дверь на площадку и бросил туда кусок сервелата, особо не надеясь спровадить кота из квартиры.

Котяра по кличке Фуяндекс зафиксировал полет колбасы левым глазом, подсобрал лапки, фыркнул в угол, и снова вцепился в свои любимые тапки.

Дима, он же в сетевом мире Бобыч, тяжко вздохнул и открыл Heineken. До свадьбы с Аней оставалось два дня. Будущая благоверная согласилась расстаться с невинностью только при условии, что Бобыч до свадьбы спровадит кота вместе с тапками его усопшего хозяина, в прошлом раздолбая-приятеля димкиной разухабистой студенческой юности.

Кот достался Бобычу при очень странных условиях. Его в бозе почивший одноклассник, еще вчера успешный сеогуру и евромиллионер, завещал кота Бобычу по всем правилам юридической казуистики. Причем не просто так, а с подвохом, с условием, что он вступит в права завещания, если будет содержать кота до самой его котовидной смерти. Когда нотариус об этом известил Бобыча, а также о том, что ему по завещанию одноклассника-миллионера полагается банковская ячейка, Дима от неминуемой алчущей радости слегка ошалел. С надрывным саркастическим всхлипом – "Вот оно, буржуазное счастье!" – он, не глядя, подмахнул дополнение к завещанию и в момент нафуярился паленым коньяком до двухдневной заслуженной амнезии. Но от вожделенного еврособлазна будущей куршавельской жизни до горького облома всего лишь миг. Про эту подляну знают многие это читающие.

Тот день, когда Бобыч наконец-то получил право доступа к заветной ячейке, отпечатался в его памяти на всю жизнь черным квадратом Малевича.

В банке, оформляя доступ к ячейке, Бобыч старался изо всех сил хранить надлежащую скорбную мину, но щеки сами собой предательски расползались в меркантильно-похотливом предвкушении рябчиков и мажорной будущей жизни. Открыв банковскую ячейку, он обнаружил фото кота и приклеенную к нему, вырванную из блокнота записку, на которой корявым капслоком было начертано – "Береги кота, Дима!" И смайлик. Издевательский смайлик. И все. И кабздец. И никаких миллионов. И даже ни одного сраного Бенджамина Франклина.