О Жизни Преизбыточествующей

Мистическая захваченность, мистическое отдание себя. «Не я, но Ты»; «Да будет воля Твоя». Павел говорит про себя: «Павел, раб Иисуса Христа». «Берется в плен», говорит про душу в состоянии мистической встречи Макарий Египетский. «Ты — цари во мне, я — раб Твой», так говорит душа своему Владыке и Господу.

«Ему подобает расти, мне же умаляться» — этими словами Иоанна Крестителя (в конце 3–ей главы Евангелия от Иоанна) определяется вся линия нового, измененного существования.

Ибо начинается новая жизнь. В том также отличительная черта христианского мистического опыта, что дело здесь идет не об эмоциях, а о новой действительности, о преображении жизни, об участии в Кресте Христовом, о длительном, всю жизнь длящемся, процессе отдания своей воли и «сораспятия Христу».

Мистическая жизнь христианина неразрывно связана со Крестом Христовым, живительным — и болезненным, и тяжким и радостным одновременно и подающим новую жизнь. И уже теперь, в страданиях и испытаниях и лишениях и нуждах, ощущается веяние Превозмогающего Присутствия: «Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч? … Но сие более чем преодолеваем силою Возлюбившего нас» (Римл. 8, 35. 37). «Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос» (Галат. 2,19–20).

Христианское благовестие

1

«Проповедь о Кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, сила Божия» (1 Кор. 1, 18). Нельзя более радикально, более существенно поставить этот вопрос, чем сделал это в этих словах апостол Павел. «Для иудеев соблазн, для эллинов безумие». Безумие, юродство, или, говоря с точки зрения современного скептика, «наивность», «самовнушение», — вот, чем может представляться для среднего неверующего человека проповедь христианства. И на это есть ответ только один: «сила Божия». Сомнениям, смущениям, недоумениям, насмешкам, возбуждаемым проповедью, — противополагается только одно: «явление духа и силы». Это есть сила, меняющая жизнь, преображающая жизнь, спасающая, ибо это есть — реальность. Реальность эта состоит в том, что совершился прорыв Божий в нашу земную историческую действительность, открылось безмерное снисхождение любви Божией — в отдании Себя Сына Божия, даже до смерти. И в победе над смертью. То, «что мы слышали, что видели, что рассматривали своими глазами и что руки наши осязали» (1 Ин. 1. 1–7), т. е. любимый Учитель, с Которым ученики прожили вместе ряд лет изо дня в день, — это было Слово Жизни. «Ибо Жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и теперь явилась нам». «Мы видели», «мы слышали», «мы трогали» и — «Вечная Жизнь!» Вот в этом центральный и основной нерв христианства, суть всего благовестил: близость Его такая к нам, милосердие Его и любовь Его до того доходят, что он сделался нашим братом, что Он был тут среди нас, что Он ради нас умер и что Он для нас победил смерть. Это последнее было решающим во всей проповеди и осталось решающим…

«О Сыне Его, Который открылся Сыном Божиим чрез воскресение Его из мертвых», пишет Павел к Римлянам (1. 2–9). «Если Христос не воскрес, то проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша… Но Христос воскрес, первенец из мертвых» (1 Кор. 15. 14, 20). Из «Деяний Апостольских» мы видим, что проповедь о воскресении была центральной чертой всего перво–апостольского благовестя — до такой степени, что все это благовестив может быть охарактеризовано как проповедь, как свидетельство о воскресении Христа. В этом — христианство; с этим христианство стоит и падает. Ибо христианство есть прорыв спасающей силы Божией, прорыв Божий, во плоти, в мир, однажды и при том решающим образом, до глубин смерти, и победа над смертью. Победа уже состоявшаяся. И еще больше. Но разве может быть что–либо большее, чем победа? Да, может быть, ибо вхождение Божие в мир, истинное воплощение Сына Божия («мы видели, руки наши трогали», и это была «Вечная жизнь, которая была у Отца и явилась нам»), подлинная смерть Сына Божия, отдающего жизнь Свою во искупление за многих, и подлинное воскресение Его — есть выражение только одного: безмерной, конкретно в историческом Лице, в историческом факте, во плоти, вот в этой ткани жизни нашей раскрывшейся Любви Божией. Да, жизнь наша и жизнь мира это — трагедия (почему это и как это, мы только неясно, смутно угадываем), но трагедия, просветленная подлинным присутствием Божиим. Трагедия, скорбь, но с Богом — это означает величайшее сокровище, величайшую радость, величайшую ценность. Ибо если бы не было нашей скорби, то мы не познали бы в такой степени Его бесконечно снисходящей Любви. «В том Любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и отдал Сына Своего в умилостивление за грехи наши».

Но не только исторический факт, однажды совершившийся, прорыва Божия в мир, во плоти, до глубин страдания и смерти и до победы воскресения, но и постоянное пребывание Его с нами, мистическое внутреннее Его присутствие. «Вот Я с вами во все дни до скончания века».

2