«О» - значит омут

Обычно Каролин была спокойной и добродушной, но иногда выходила из себя, и за это приходилось тяжело расплачиваться. Это настроение он знал: холодная, отстраненная, лицо бледное от гнева.

— Что-нибудь не так?

Ему не хотелось вступать в словесный поединок, который, как он знал, должен последовать.

Он понятия не имел, что ее разозлило, но, если он не спросит сейчас, она будет его замораживать, пока он этого не сделает.

— Я так понимаю, что Блейк Барриган не зашел вчера вечером, чтобы рассказать тебе обо всем.

Мимолетно он подумал, что небрежность Блейка может объяснить ее поведение. Каролин относилась к таким вещам серьезно. У нее были высокие требования к себе, и она ожидала от других, что они будут отвечать ее запросам и вести себя соответственно. Если Блейк обещал, что зайдет, то ему лучше бы сделать это. Уокер сказал:

— Нет, насколько я знаю. Медсестра сказала, что у него пациент в хирургии.

— Ты убил девушку.

— Что?

— Ты слышал, что я сказала.

В ту же секунду он почувствовал, что его душа отсоединилась от тела, как отцепленный вагон остается на рельсах, в то время как остальной поезд движется вперед. Он парил в углу комнаты, глядя на себя сверху. Он видел выражение замешательства на своем лице. Он видел выбившуюся прядь волос Каролин, ее черты, искаженные перспективой с его точки наблюдения. На мгновение он подумал, что умер. Вообще-то, он на это надеялся, потому что сказанное ею было слишком ужасным, чтобы принять. Во рту так пересохло, что он не мог говорить.

Каролин продолжала равнодушным тоном, как будто говорила о вещах, не имеющих к нему отношения.

— Ей было девятнадцать лет. Она была на каникулах, училась на втором курсе университета.

Она ездила в Сан-Франциско, провести выходные с друзьями. Она сказала матери, что не хочет попасть в час пик, поэтому выехала в понедельник в девять утра. В четыре двадцать она спускалась по 154 дороге, всего в пяти километрах от дома, когда ты пересек центральную линию и врезался спереди в ее машину. У нее не было шансов.

Каролин замолчала, сжав губы, пытаясь успокоиться.

Уокер потряс головой.

— Каролин, клянусь богом, я ничего этого не помню.

— Неужели? — сказала она с цинизмом. — Ты не помнишь, как пошел в бар в «Стейт и Ла Кеста» в понедельник днем?

— Я даже не знал, что он там есть.

— Вранье. Гостиница «Молодчина»? Мы сто раз проезжали мимо, и ты всегда шутил по поводу названия. Ты был пьян, когда явился туда, крикливый и несносный. Ты настаивал, чтобы тебя обслужили, но бармен отказался, и когда он попросил тебя уйти, ты устроил скандал. В конце концов, он позвонил в полицию, когда ты уже был в дверях. Один водитель видел, как ты выезжал на 101 шоссе, зигзагами, но пока он доехал до заправки, чтобы позвонить, ты уже свернул на 154.

— Это неправда. Этого не может быть.

— Есть еще три свидетеля — два бегуна и водитель пикапа, в который ты едва не врезался. Он съехал с дороги. Ему повезло, что остался жив.

— Я не могу ничего вспомнить.

— Это называется алкогольный провал в памяти, если ты сам не догадался. Забудь то, что было, и ты освободил себя от обвинений. Как еще лучше обойти вину, чем стереть ее из своего сознания?

— Ты думаешь, что я это сделал нарочно? Ты же знаешь меня. Разве я когда-нибудь…

Каролин заставила его замолчать.

— Знаешь, что странно? Мы ее видели — девушку, которую ты убил. Мы с детьми, наверное, выехали из Сан-Франциско в то же время, что она. Я не поняла, кто она, пока не увидела фотографию в утренней газете. Мы остановились у кафе возле Флорал Бич. Дети проголодались и капризничали, нужно было сделать перерыв. Она сидела в первой кабинке, ела бургер и картошку, когда мы вошли. Мы уселись в соседней кабинке, и дети валяли дурака, подглядывая за ней через перегородку. Ты знаешь, как они это делают. Она начала строить им рожицы, и они пришли в совершенный восторг. Она закончила еду до того, как нам принесли нашу, и помахала от дверей, когда уходила. Она была такая свеженькая и хорошенькая. Я помню, что подумала, хорошо бы Линни была такой милой с детьми, когда вырастет…

Лицо Каролин сморщилось, она закрыла рот рукой, всхлипывая, как ребенок, раскачиваясь взад и вперед. Она обхватила себя за талию, как будто у нее болел желудок.

Он хотел дотянуться до нее, но знал, что любой жест с его стороны покажется вопиюще неадекватным. Неужели кто-то умер по его вине? Страдание Каролин было заразным, и он почувствовал, как слезы потекли из его собственных глаз, он заплакал так же автоматически, как зевают в присутствии человека, который только что зевнул.

В то же время, в какой-то удаленной части мозга, он надеялся, что она заметит его слезы и сжалится над ним. Она была способна на смены настроения и эмоций, выходила из себя в одну минуту и прощала в следующую. Ему нужно, чтобы Каролин была на его стороне. Не как враг, а как союзница.

— Детка, мне так жаль. Я понятия не имел, — прошептал он. Его голос сорвался и он почувствовал напряжение в груди, когда выдавил из себя звук. — Не могу в это поверить.

Мне больно это слышать.

Каролин вскинула голову.