Об артиллерии и немного о себе

В конце марта наш дивизион из Баку, где он до этого дислоцировался, выступил в направлении города Порт-Петровска (ныне Махачкала). Но до места назначения мы не дошли, простояли до мая в аулах Берикей и Джемикент. Затем погрузились на суда и прибыли в Ленкорань, где и влились в 28-ю стрелковую дивизию. Расположились в селе Новоголовка, что на Мугани, где нас вскоре переформировали в 28-й сводно-тяжелый артиллерийский дивизион. В июле новый приказ: морем вернуться в Баку, а уже оттуда совершить марш в район города Геокчай. В конце августа 1921 года — очередная передислокация, на сей раз в колонию Еленендорф, в окрестности нынешнего Кировабада. В октябре попали на Кубань, в хутор Рождественский, из него — в станицу Незлобную близ Георгиевска. И наконец, в феврале 1922 года обосновались во Владикавказе (ныне город Орджоникидзе), где в то время находился штаб нашей 28-й стрелковой дивизии.

Таким образом, только за один год сменив семь раз место своей дислокации, наш дивизион окончательно «прописался» во Владикавказе. Был ли в этих перебросках какой-либо оперативный смысл — сказать трудно. Но вот практику походов, погрузок на морские суда и в железнодорожные эшелоны мы получили большую.

В 28-й стрелковой дивизии я и прослужил — с перерывом всего в полгода — до весны 1931 года. И на всю жизнь сохранил самые теплые воспоминания об этом десятилетии.

28-я дивизия была кадровым, всегда хорошо укомплектованным соединением. В его рядах я вырос и как командир-воспитатель своих подчиненных, и как опытный командир-артиллерист.

Длительное время дивизией командовал А. Д. Козицкий, бывший офицер старой армии, еще на фронтах первой мировой войны безоговорочно принявший правоту большевистской программы. После Великой Октябрьской социалистической революции Козицкий одним из первых вступил в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Воевал в гражданскую, был награжден орденом Красного Знамени.

Полками в 28-й стрелковой дивизии в разное время командовали Хозин, Королев, Зубков, Петров и Сахаров, тоже очень хорошо подготовленные в военном отношении товарищи. Оперативное отделение штаба дивизии возглавлял А. П. Покровский, ставший впоследствии генерал-полковником.

В те далекие и довольно трудные годы, когда наша страна еще только поднималась из разрухи, вопросы сбережения артиллерийской техники и другого военного имущества постоянно находились на самом высоком уровне. Командиры и красноармейцы глубоко осознавали временные трудности Родины, поэтому проявляли самое заботливое отношение к государственному имуществу. Орудия, другая боевая техника, лошади (а в то время артиллерия была в основном на конной тяге) находились в идеальном порядке. Причем никого не приходилось заставлять своевременно почистить свою винтовку, убрать коня, обслужить после стрельбы орудие. Сознание у красноармейцев было высокое, они служили, что называется, не за страх, а за совесть.

* * *

Командиром нашего артиллерийского полка был П. Н. Офросимов, тоже бывший кадровый офицер царской армии. Прекрасно знающий свое дело, всесторонне образованный и душевный человек, Офросимов пользовался заслуженным авторитетом среди всех нас. Под стать ему был и военком полка Глейх, умело поставивший в части работу по политическому воспитанию бойцов и командиров.

В те годы (имею в виду двадцатые) часть красноармейцев приходила в армию неграмотными. Да и у остальных общеобразовательный уровень был явно не на высоте. И вот всю первую осень и зиму по два-три часа в день с ними начинали заниматься наши беззаветные труженики — учителя Плужникова и Исаев. Надо было видеть хотя бы ту же Дуняшу Плужникову, которая в грубых сапогах размера на три больше ей положенного с неизменной стопой тетрадей под мышкой в любую погоду торопилась на эти занятия. И старания Плужниковой и Исаева не пропадали даром: обычно уже к лету красноармейцы начинали читать и считать. А это в те годы было немало. Особенно для номеров артиллерийских расчетов.

Не знаю, в чем причина, но через дымку прожитых лет служба в двадцатые годы до сих пор представляется мне какой-то безоблачной и радостной. Конечно, и тогда были свои трудности и проблемы, но…

День обычно начинался с цокота копыт по булыжнику Петровского переулка, где я жил с женой. Это красноармеец подавал мне коня. Летом — с первыми лучами солнца, зимой — в темноте выезжал я в часть: поспеть бы с утра к началу утренней уборки коней! Ну а потом… День всегда пролетал незаметно, до предела заполненный будничными трудами. А по вечерам мы, командиры, нередко засиживались с бойцами. Иногда чтобы просто поговорить с ними о жизни. Вот тут-то дистанция между командиром и красноармейцем, обычно строго соблюдавшаяся на службе, в задушевных беседах исчезала.