Об атеизме в философии Спинозы

Правда, философия бывает вправе вполне перестроить определение понятия даже и в том случае, когда оно ею усвоено извне, и не изменять при этом его прежнего названия. Так будет во всех тех понятиях, объекты которых нам даны в опыте, если эти понятия в обыденной жизни были неправильно определены. Например, мы уже и в обыденной жизни имеем понятие животного, так что философия не строит его впервые, а усваивает или заимствует его у обыденной жизни. И если бы оказалось, что в обыденной жизни мы, определяя понятие животных, вводим в его состав такие признаки, каких в нем не должно быть, то философия, руководствуясь опытом, вправе была бы отбросить их и заменить другими, сохраняя тем не менее за этим понятием прежнее название; и в этом не было бы никакой игры слов. Здесь право философии сохранить старое название за перестроенным понятием обусловливается тем, что, несмотря на эту перемену в определении понятия, его название обозначает те же самые объекты, те же самые данные опыта, как и прежде. Оттого-то и не выходит никакой игры слов; ибо в обоих случаях – и до перестройки, и после перестройки понятия животного – название «животное» обозначает одни и те же вещи, а не такие, которые противоречат друг другу, т. е. сохраняет одинаковое значение, несмотря на перестройку нашего понятия о животном.

Но понятие Бога не относится к объекту, данному в опыте. Если бы оно относилось к подобному объекту, то, конечно, оно должно было бы соответствовать своему объекту, и в случае отсутствия соответствия между ними философия имела бы право изменить это понятие, не переменяя его названия. Но в понятии Бога мыслится не то, что дано в опыте, а то, что удовлетворяло бы нашим религиозным потребностям и во что мы, вследствие этого всего, только верим как в существующее. Сталкиваясь же после этого с философией, мы, разумеется, обращаемся к ней с вопросом, правы ли мы в своей вере, т. е. существует ли то, во что мы верим; философия же, отвечая на этот вопрос, очевидно, должна употреблять слово «Бог» в том же значении, в каком оно употреблено и в предложенном ей вопросе: иначе получается та игра слов, о которой мы только что говорили. А так как этот вопрос предлагается философии со стороны различных религий и она должна отвечать им всем сразу, то она должна выяснить то общее, что связывается в различных религиях с именем Бога, и употреблять слово «Бог» именно для обозначения этого общего: иначе опять-таки получится игра слов, состоящая в том, что в ответе философии термин «Бог» будет обозначать совсем не то, что в предлагаемых ей вопросах. Таким образом, философия, заимствуя понятие Бога из религиозной жизни, должна или сохранить все его существенные, т. е. общие для богов различных религий, признаки, или же, устраняя их из него и заменяя таким образом прежнее понятие новым, она должна и обозначать последнее новым названием. В противном случае слово «Бог» будет обозначать два таких понятия, которые в вопросе и ответе не совпадают друг с другом; а в то же время оно не будет относиться ни к какой данной в опыте вещи так, чтобы, обозначая постоянно одну и ту же вещь, оно сохраняло одинаковое значение; следовательно, слово «Бог» получит теперь двойственное значение, т. е. употребляя его, мы допустили ошибку, называемую в логике quaternio terminorum, a в общежитии – игрой слов.

Право философии изменять определение понятия Бога ограничено столь же сильно, как и во многих других понятиях, усвоенных ею извне. Например, она заимствовала из религиозной жизни еще понятие бессмертия или загробного существования. Под загробным же существованием во всех религиозных воззрениях подразумевается всегда существование индивидуальное. В чем именно оно состоит – относительно этого разные религии могут смотреть и действительно смотрят различно; но каково бы оно ни было, оно всегда считается индивидуальным. И разве кто-нибудь признает у философов право, говоря о загробном существовании, подразумевать под ним неиндивидуальное существование? Разумеется – нет. Например, если бы кто-нибудь, опираясь на то обстоятельство, что материя, образующая людей, неразрушима, так что материальная субстанция всякого человека сохраняется и после его смерти, стал утверждать, будто материализм не содержит в себе отрицания загробного существования, будто он нисколько не противоречит вере в бессмертие, то никто не усомнился бы, что подобная защита материализма опирается на quaternio terminorum, на игру слов, на употребление одного и того же названия (загробное существование) в двух значениях, не совпадающих друг с другом.